Колодезь - страница 96

– Ваши враги – наши враги, – произнёс Семён в ответ на ожидающий взгляд. – Мы пришли с миром, и когда здесь не будет калмыков – уйдём и мы.

– Мы знаем тебя, ходжа Шамон, – ответил старик. – Нам известна и ярость твоих воинов, и крепость твоего слова. Тебе можно верить. Да хранит Аллах тебя и твоих близких.

– Иншалла, – согласился Семён.

Он вновь лёгким движением вскочил в седло и поскакал следом за своими воинами, торопясь узнать, чем закончилась погоня. Вскоре вдали заклубилась пыль, и Семён увидел возвращающиеся сотни. Башкиры не потеряли в битве ни одного человека, успев зарубить многих и взять в плен семерых набежников. Такова природа войны – кто бежит, тот и гибнет. Семён оглядел связанных арканами калмыков, кивнул на одного, совсем ещё мальчишку:

– Отправьте его к Турген-тайше с вестью о нашей победе. А остальных, – Семён усмехнулся, – подарите каракалпакам. Им есть о чём поговорить.

– Ноздри рвать? – деловито спросил Габитулла. Семён пожал плечами, не ответив.

– Драть ноздри, выдать кобылу и пусть убирается, – отдал распоряжение сотник.

Семён подъехал к Габитулле, кивнул на степь, ещё по-зимнему серую, но готовую откликнуться на первое тепло маковым пожаром:

– Помнишь, как мы бедовали в этих местах? А сейчас и ещё полтора месяца через Устюрт можно легко пройти. Если, конечно, каракалпаки пропустят через свои земли.

– Я тоже тоскую по Уралу, – невпопад ответил сотник. – А молодёжь уже не помнит родных мест.

– Не в том дело, – задумчиво проговорил Семён. – А вот великий везир Сейид-инак много говорил о нас на ухо хану.

– Да я его своей рукой!...

– И тогда придётся бежать, сломя голову. Нет, на самом деле великий везир лишь пешка в руках судьбы. Зависть – вот истинный владыка! Узбеки не любят нас, потому что мы пришли неведомо откуда и стали возле трона. Мы получили лучшие земли и свободны от зяката и котлового налога. Это одно из счастливых обстоятельств, но это же и причина будущих бед.

– Во время похода кыргызское войско всегда идёт ираулами! – гневно произнёс Габитулла. – Мы рыщем вдоль границ, словно степной волк, и пьём гнилую воду куда чаще, чем айран!

– Жирная зависть этого не знает или не хочет знать. И ты ничего ей не докажешь. Значит, надо держать лошадей осёдланными. Вот что, Габитудла, распорядись, чтобы часть отбитого скота вернули каракалпакам. А мне надо подумать, что я скажу во время доклада хану.

* * *

– Калмыки, увидав сотни блистающего хана, кинули награбленное и, избывая верную гибель, бежали из Арала. Аллаху было угодно, чтобы мы настигли их на берегу Мазандеранского моря в двух конных акче от Арала. Воины хана вскричали: «Тайма, батыр!» – и, дружно ударив на врага, убили тех, для кого срок жизни исполнился, а прочих погнали на каракалпакские стойбища, откуда никто не вернулся живым. Одного из пленников, кому смерть ещё не была назначена небом, мы лишили ноздрей и, посадив на посекшуюся клячу, отпустили к калмыцкому нойону с вестью о могуществе Ануш Мохаммед Богадур-хана, да будет доволен им Аллах.

– Погоди, – движением пухлой ладони хан остановил накатанную речь. – При чём тут каракалпаки? У нас нет с ними союза.

– Случилось так, что мы нагнали противника за границей ханства, – осторожно пояснил Семён, – на зимних кочевьях каракалпаков. У нас не было повеления блистающего хана "нападать на каракалпакский улус, потому мы не тронули никого из тех людей, не преломили ноги ни единой их курицы и ни одной вещи не сдвинули со своего места. У каракалпаков нет обиды против хивинцев. А резать бегущих калмыков они были в своём праве. Это их земля.

– Ты поступил мудро, – хан благосклонно кивнул. – Наш отец, мудрейший Абулгази, учил поступать именно так; стравливать сартов с туркменами, а киргизов с кайсаками, одерживая победы чужими руками.

Хан протянул руку к блюду с пловом, слепил на ладони жирный комок и запихал его в рот Семёну. От ханской руки густо пахло шафраном и мускусом. Семён закатил глаза, изъявляя восторг.

– Мы скажем казначею, чтобы он увеличил вашу долю добычи вдвое, – добавил хан, усаживаясь на подушки.

Семён перевёл дыхание и мысленно перекрестился. Официальная часть приёма закончилась и, кажется, благополучно. Теперь Ануш-хан поговорит о жизни, а потом можно будет уйти к себе, снять тяжёлый халат, отцепить саблю, потребовать кувшин сладкого бухарского вина и постараться забыть обо всём.

– Ты много путешествовал по свету, ходжа Шамон, – проговорил хан, устраиваясь поудобнее. – Скажи, не случалось ли тебе в твоих странствиях слышать истории о водяном старике Аль-Биркере?

– Я знаю их, – осторожно произнёс Семён.

– И как, по-твоему, сколько правды в этих рассказах?

– Могу ли я знать всё, что болтают об Аль-Биркере по караван-сараям? – тонко улыбнулся Семён. – Но он воистину существует. Однажды во время паломничества в счастливый Йемен я удостоился чести лицезреть святого. Самум застиг караван, и, если бы не помощь Аль-Биркера, многие не дошли бы до Кавы.

– И он действительно носит воду в деревянных горшках?

– Я видел их вот этими глазами.

– А правду ли рассказывают, будто святой Аль-Биркер – христианин и говорит по-русски?

– Это истинная правда, – строго ответил Семён, молитвенно огладив бороду. – Аль-Биркер действительно носит крест и говорит по-русски.

– Бек-Шамон, ты знаешь русский язык? – Я много воевал против белого царя.

– Удивительно устроен мир, – раздумчиво произнёс хан. – Ты единственный смог подтвердить рассказ персидского купца, который поведал нам историю Аль-Биркера... Купец рассказал, будто бы волшебный водоноша забрал у него в уплату за спасение строптивого раба, тоже христианина, увёл его в обиталище джиннов, и с тех пор этого раба никто не видел. Достойно удивления: нищие погонщики верблюдов знают об этих чудесных вещах, а нам рассказали об Аль-Биркере только позавчера.