Жнецы Страданий - страница 90

По счастью едва стоящей на ногах — усталой и дрожащей — ей удалось выйти к сумрачной еловой чаще с непроходимыми буреломами. В еловых корбах всегда темно, там почти нет снега, там можно переждать день и люди никогда туда не сунутся. Беглянка пробралась в самую гущу подлеска, устроившись в густых ветвях.

Младенец ел долго и жадно. Она прижимала его к себе, целуя в теплый лобик и плача от облегчения, пережитого ужаса и тоски. Сколько еще им бродить в этой чаще? И когда удастся нагнать свою Стаю? Страшно — сгибнуть в зимнем лесу…

— Радош… — шептала она сыну. — Вот и имя у тебя есть. Радош.

А потом провалилась в сон, прижимая к груди драгоценное дитя.

Отдых был полон смутных видений, которые, как эхо пережитого еще тревожили рассудок… Двое Охотников, схвативших ее у деревни — полубезумную, рычащую от ярости и жажды. Сильные, безжалостные. Они легко скрутили ее, хотя она кидалась, будто бешеная, рычала и выла. Одного — молодого — ей даже удалось поранить, и она успела пригубить его крови. Но возмездие последовало незамедлительно: тяжкий удар ногой в живот, рывок куда-то в сторону… Ее поволокло по снегу. Этого мага она одолеть не смогла бы никогда. Удар ногой в живот превратил мир в пылающую жгучую боль. И тут же страшное осознание случившегося накрыло с головой…

Когда она пришла в себя, то сидела крепко привязанная к седлу, с туго-натуго перетянутым веревкой ртом. Чрево заходилось от страдания. А рядом ехал тот самый маг, крови которого она испробовала. Он молчал. Но по тому, как впивались его пальцы в повод коня, по тому, как он погонял, становилось ясно, какая ярость кипела у него в душе.

А после, он волок ее — хрипящую от ужаса, ослепшую от яркого зимнего дня — в мрачное царство каменных стен. И когда ворота крепости с оглушительным лязгом захлопнулись за спиной, несчастная пленница поняла — ей не выбраться живой. Но боги рассудили иначе…

…Она проснулась, когда на лес спустился вечер. Радош поел, сладко и вкусно причмокивая, и заснул, по-прежнему укутанный в серый платок. Вампирша выбралась из ельника.

Увязая в сугробах, беглянка побрела вперед. После вчерашней гонки сил почти не осталось. Даже голова и та кружилась. Несчастная не помнила, сколько шла. Спящий младенец стал тяжелым и немеющие руки уже еле держали сверток. Перед глазами все плыло. И в этот самый миг, когда она готовилась упасть в снег и больше не подняться, из-за старой поваленной сосны вынырнула высокая тень.

— Слада!

Она повалилась вперед, понимая, что может только шептать его имя:

— Дивен… Дивен… Я дошла…

И когда он перехватил из ее дрожащих рук их сына, когда прижал ее к себе, она, наконец-то, надрывно и горько разрыдалась, понимая, что теперь все будет хорошо.

* * *

После побега кровососки прошли сутки. Озбра и Дарен вернулись на следующий день ни с чем — распаренные, злые, уставшие, с заледеневшими от дыхания меховыми воротниками. Выученики, что вместе с наставниками прочесывали лес, тоже едва волочили ноги.

Вампирши и след простыл. Как сквозь землю провалилась! Путаные следы вывели погоню к еловым корбам. Удалось даже отыскать в мрачном подлеске место ночевки беглянки, но оттуда взять след уже не смогли. Проклятая, словно по воздуху улетела.

Нэд с досады собрал всех у себя, обматерил и пригрозил спустить шкуру с каждого, кто удумает ему досадить хоть единой малостью в ближайшие год-полтора. Однако дальше угроз и ругани дело не пошло. И то казалось, будто досада Главы была вызвана не одним лишь побегом Ходящей, но еще и тем, что об этом побеге по возвращении узнает Клесх, а что он на это скажет, можно было и не гадать. Скажет так, что смотритель, пожалуй, опять его сошлет…

С совета, на котором Нэд грозил вернувшимся из леса боевикам всеми карами, наставники расходились злые и молчаливые. Отчасти креффы осознавали правоту Главы, но при том осознавали и то, что упредить случившееся было невозможно. Оттого каждый был угрюм и невесел.

Ихтор направился прямиком в лекарскую. Тут было тепло, привычно пахло травами, а сквозь зазоры печной заслонки виднелись мерцающие отблески пламени. Целитель подкинул в печку поленьев и опустился на пол, остановившимся взором глядя на то, как прожорливый огонь жадно лижет сухое дерево.

На душе у наставника лекарей царило смятение. Поразил его Нэд. Видать, правда стареет Глава, чует хитрый лис как земля из-под ног уходит. Растерянность он сегодня явил. Самодурство смотритель крепости являл часто. Взять хоть тот раз, когда за Айлишу выгнал Майрико с Клесхом. Или когда самого Ихтора с Днатосом грозился в кнуты отправить, что запрет его нарушили.

Сегодня же, можно сказать, пожурил по-отечески. Покричал-покричал, а толком никого не наказал. Лишь словами выдрал. Но что слова? Собака лает — ветер носит. Может, наконец, уразумел вину свою? Ведь, поверь он тогда Клесху, не подними парня на смех, скольких бед избежали бы… только Хранители ведают.

Одноглазый целитель глядел в огонь, но вместо пляски оранжевого пламени видел давнее прошлое…

Это был первый год, когда Ихтора приняли в креффат. Приняли не только потому, что он был сильным магом, но еще и потому, что едва выжил после нападения оборотней на обоз и много времени провел в Цитадели на излечении. И все эти долгие мучительные дни занимался с послушниками. И как потом стало ясно — занимался неплохо. Это не вернуло парню глаза и не сделало изуродованное лицо краше, но и позволяло не чувствовать себя ущербным. Хотя и по сию пору ему, бывало, снились сны о той ночи, когда на обоз, в котором он ехал к месту служения, напала дикая стая. То были не волки. Ихтор навсегда запомнил стремительно летящие над сугробами рысьи тени… Нескольких человек разорвали насмерть, молодому целителю и еще троим повезло больше. Маг, ехавший при обозе, сумел их отбить…