Убийца Шута - страница 240
Но это не так. Воспоминания о крысе и укусе ребенок пронесет с собой через всю свою жизнь. Даже взрослого уже человека услышанная в ночи возня заставит проснуться в холодном поту. Он не сможет работать в амбаре или у зерновых хранилищ. Когда его собака принесет ему крысу, он снова окунется в тот ужас.
Такова сила воспоминаний. Они настолько же сильны, сколь и самая страшная инфекция, но они воздействуют на человека не только на протяжении болезни, но и все его оставшиеся дни. Подобно краске, впитывающейся в волокна ткани и меняющей ее цвет навсегда, воспоминания, жалящие или сладкие, впитываются в личность человека.
Много лет назад я узнал, что воспоминания человека могут быть заключены в камень, из которого впоследствии моет пробудиться дракон. Тогда я все еще трепетал перед их мощью и прятался от них. О, эти воспоминания я отрицал и утаивал от самого себя, потому что они несли с собой столько боли, что я не мог к ним вернуться ни будучи ребенком, ни будучи мужчиной. И я вырвал из себя эти воспоминания и отдал дракону, полагая, что тем самым я избавился от яда, отравляющего меня. В течение многих лет, тусклых и притупленных, я не подозревал, чего сам себя лишил. В день, когда Шут вернул мне эти воспоминания, я почувствовал, будто кровь запульсировала в онемевших конечностях, пробуждая их, да, но и принося с собой звенящую боль и судороги, доводящие до изнеможения.
Радостные воспоминания находятся так же глубоко в сердце, как боль и страх. И они так же впитываются и меняют понимание мира. Воспоминания о первом дне, проведенном с Молли, о нашей первой ночи, о том, как мы обещали себя друг другу, все это скрашивало мою жизнь в самые темные дни, эти воспоминания источали для меня свет. Когда я болел или пал духом, я вспоминал своего волка и как мы бежали сквозь сумерки по снегу, и думали только об игре и больше ни единой лишней мысли. Или сокровенные воспоминания о костре и бренди, и о друге, который, пожалуй, знал меня лучше остальных. То воспоминания, из которых человек строит крепость, обороняющую его сердце. Они – пробные камни, которые говорят ему, что он достоин уважения, а его жизнь имеет смысл и за рамками простого существования. У меня есть все эти воспоминания: об обиде, о комфорте, о радости. Я могу дотянуться до любого из них, даже если они сейчас потускнели, подобно запылившемуся гобелену в темном углу.
Но один день я сохраню и пронесу с собой, словно вытатуированный острыми иглами удовольствия и боли по самой сути моего существования. Был день, который я запомнил цветным и ярким, наполненным ароматами, настолько сильными, что стоит мне закрыть глаза, и я снова там. Это яркий зимний день, день синего неба, блестящего белого снега и волнующегося серого моря, виднеющегося за крышами и дорогами города Баккип. И это всегда будет день накануне Зимнего праздника. Всегда я буду слышать веселые поздравления и манящих зазывал - торговцев и ремесленников, криков чаек высоко над головой, криков на ветру. Колючий ветер приносил запахи приготовленной горячей пищи, сладкие и соленые, смешанные с запахами йода и гнили отлива. Я в одиночестве бродил по улицам, покупал небольшие подарки для дочери, которую я оставил в Ивовом Лесу и необходимые вещи для моего искалеченного друга, я покупал травы для мази, готовить которую меня научил Баррич, и чистую одежду с теплыми сапогами для искалеченных, обмороженных ног моего друга.
Чайки кружили и кричали, торговцы умоляли приобрести их товар, ветер шептал, начинался прилив и ниже, в небольшой бухте, беспокойно поскрипывали корабли, привязанные у причала. Это был отменный день, лазурный день в серебряной оправе.
В этот день моя жизнь изменилась навсегда. В этот день похитили моего ребенка и над Ивовым Лесом до небес вознеслись пламя, дым и крики лошадей. Но я ничего не видел и ни о чем не слышал. Ни мой Уит, ни мой Скилл не сказали мне об алом снеге, о женщинах, с покрытыми синяками лицами, или о мужчинах, пронзенных насквозь. Ничто не предупредило меня в этот яркий день о том, что настало самое темное время в моей жизни.
