Золотая голова - страница 95

В первые дни я этого не делала. Я гуляла по саду, благо погода была все еще летняя, за мной, как правило, увязывалась Мойра. Иногда меня зазывала к себе госпожа Риллент. Она ни разу не решилась пригласить меня, пока Тальви был в замке. Я приходила — с Мойрой или без. Ее одинокое жилище, расположившееся над людской, было больше моей комнаты и лучше обставлено, хотя и несколько старомодно: кровать в алькове, ковер свантерской работы на полу, кованые сундуки вдоль стен, резной шкаф, выцветший гобелен, изображавший поклонение волхвов, безупречная скатерть на столе, свечи из посеребренной бронзы, надраенная посуда на полках. Она доставала эту посуду, и мы чинно обедали — не скажу, что пили кофий, в замке Тальви это не было заведено, — и столь же чинно беседовали. Мастер Олиба в наших посиделках не участвовал. Он вообще никогда не разговаривал со мной без необходимости, необходимость же такая возникала чрезвычайно редко, и бывал при этом безупречно вежлив. Вероятно, если бы я вздумала и в самом деле разыгрывать из себя хозяйку и вмешиваться в его обязанности, он вел бы себя по-иному. Но я не вмешивалась.

Я никогда не спрашивала госпожу Риллент о ее происхождении, была ли она когда— нибудь замужем и что связывает ее с семейством Тальви. Но я спросила ее про Олибу. Оказалось, что отец его был у Тальви арендатором, а сын не захотел сидеть на земле и еще в юности уехал учиться, пошатался по всей империи, работал в каких-то торговых компаниях — госпожа Риллент точно не знала в каких, потом вернулся и попросился на службу в замок и постепенно выдвинулся в управляющие. Друзей у него, пожалуй, не было — на такой службе у людей редко бывают друзья, родственники умерли, поэтому он был полностью занят делом. Что же он не женится? — спросила я. Не хочет, отвечала госпожа Риллент, хотя, скажем, во Фьялли-Маахис за него всякий дочку отдаст, пусть он и немолод, и с лица не шибко приятен, но ведь мужчина должен быть лишь слегка покрасивей черта, не правда ли?

Так мы сидели, ели пирог с орехами, пили вишневую наливку, собственноручно приготовленную госпожой Риллент, и сплетничали.

Я готова была взвыть. Правда, стоит заметить, что, хотя подобное желание у меня возникало нередко, особенно в последние месяцы, соответственных звуков я от себя ни разу не услышала, даже под гитару, а без нее тем паче.

Неделю я выдержала, всего неделю. Если бы я была занята чем-то другим… Если бы я и впрямь взялась за роль хозяйки замка… Если бы я знала, как разворачивается мятеж и что происходит в Эрденоне… Но я понимала, что Тальви никогда не пришлет мне известия, прежде чем все будет кончено. А следовательно, еще ничего не решено.

Мне подобало научиться терпению. Неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем Тальви убедится в своей ошибке или пресловутый долг будет выполнен, но если он победит, то вряд ли потащит меня за собой в Эрденон. Какая из меня, к черту, фаворитка правителя? К тому же он должен жениться, если мне память не изменяет. А если мне придется торчать здесь в одиночестве (если не считать нескольких десятков слуг)… Конечно, я не из тех, кто способен полностью посвятить свой досуг вышиванию или даже чтению. Но не так это страшно. В камере смертников, например, было гораздо менее уютно. И единственное, что здесь мне, в отличие от той камеры, грозит — это растолстеть от пирогов госпожи Риллент.

Но почему-то меня это не утешало.

К черту! Кто сказал, что я нуждаюсь в утешениях?

И однажды я взяла связку ключей на серебряном кольце и сказала Мойре:

— Мне нужно кое-что посмотреть в кабинете патрона. Если понадоблюсь, пусть ищут меня там.

Мне не хотелось пробираться в кабинет Тальви тайком. Я не на промысле. У меня есть на это полное право, и окружающие должны в этом убедиться. Прежде всего, убедиться должна я сама.

Но это была и мера предосторожности. Если я опять потеряю сознание, что неприятно, но вероятно, нежелательно валяться в кабинете Тальви сутками.

Мойра помедлила немного — может быть, ждала, что я позову ее с собой, — не дождавшись, кивнула.

Ключ первый. От двери. Это самое простое и легко угадывается.

Перешагнув через порог, я немного задержалась. У меня не было связано с кабинетом добрых воспоминаний, но медлила я потому, что размышляла — запереть дверь изнутри или нет. И решила запереть. Пусть, если что, ищут меня здесь, но видеть, что я здесь делаю, не обязательно. К тому же хороший, добротный стук в дверь полезен для приведения в чувство.

Окна были занавешены, и, хотя стоял день, в кабинете уже наступили сумерки. Я приоткрыла штору — стало немного светлее, — но совсем отодвигать не стала.

Ключ второй. От секретера.

Я поиграла немного с мыслью покопаться в других шкафах, в ящиках стола, посмотреть, нет ли там писем, дневников, каких-либо личных записей. Эта была игра, не более. Шантаж никогда не был главным источником моего дохода, так, позволяла себе порой позабавиться для развлечения, — но я никогда не пренебрегала никакими источниками сведений. Случалось, мне удавалось сорвать на этом значительный куш. Но — удивительное дело: меня никогда не интересовала личная жизнь Тальви, а ведь должно же было что-то быть в ней, помимо заговоров, поисков наследия изгнанников и меня, многогрешной. Может, он даже ожидал, вручая мне ключи, что вместо того, чтобы прямо двигаться к цели, я поддамся искушению покопаться в его бумагах?

Очередная проверка? И не надоело ему?

Я отперла секретер и вынула ларец.

Когда я взяла его в руки, он показался мне очень легким. И очень старым. Слоновая кость от времени приобрела цвет выдержанного меда. На крышке был орнамент, довольно странный. В маленьких овальных медальонах, вместо обычных цветов или листьев, повторялась одна и та же сцена — барс, а может быть леопард, ломающий загривок быку. Резьба была очень тонкой, мастеру удалось передать все мыслимые подробности этой охотничьей сцены — подогнувшиеся ноги и отчаянно задранную голову быка, оскаленную в свирепой ярости морду дикого кота — да еще и повторить их многократно, притом, что каждый медальон был немногим больше моего ногтя. Возможно, это была аллегория или чей-то герб, не знаю. Боковые же стенки были засеяны цветочным узором из роз и ирисов, окружавших фигурные вставки. Справа были изображены мужчина и женщина в старинных одеждах, играющие в шахматы. Слева человек на четвереньках полз по перекинутому через пропасть мосту очень странного вида. Приглядевшись, я разобрала, что это не мост, а очень длинный меч. На задней стенке группа охотников била копьями кабана. И наконец, на передней — двое ловчих, изображенных лицом друг к другу, держали на сворках поднявшихся на дыбы гепардов. Гепарды простирали лапы к обрамленной сложным узором замочной скважине. Работа была явно не эрдская, может даже и не имперская. Пообщавшись с торговцами древностями, я научилась определять подобные вещи. Мне показалось, что крышку и стенки ларца работали разные мастера. Сейчас я еще начну гадать, когда они были выполнены. Какие еще уловки я выдумаю, чтобы потянуть время?