Полудемон. Король Алекс - страница 52

Абигейл детей перед сном поцеловала — убедилась, что они у себя и ушла. Ее папаша же решил в тот вечер снять напряжение самым простым способом — в объятиях грудастой баронессы. Соответственно, когда загорелось, он помчался к спальням детей, а там некомплект, и стража невесть где… и кто бы удивлялся?

Я мрачно добавил в свой список Фрайна, а Шартреза — старшего и Абигейл вписывать смысла не было, они там изначально были. Попомните вы меня, паразиты…

* * *

Как легко догадаться, убийцу маркиза Шартреза не нашли. А еще через дней десять…

Вообще, с Альтверина и Рвейна налогов поступали копейки, а ведь это весьма серьезные герцогства, в Альтверине плодородные земли, оно могло обеспечивать зерном до трети страны, Рвейн — приморский край, там рыбы — не переловить. И — нет налогов?

Разумеется, я возмутился. Не просто так, нет. На большом приеме, когда все слышали.

— Дядюшка я слышал, что в Альтверине и Рвейне опять голод?

— Алекс, это тебя не касается…

Ага, отделаешься ты от меня, как же!

— Дядюшка, как вы можете?! Это мои наследные земли — и они меня не касаются?!

— Ты там и не был ни разу.

— Вот и правильно! Надо побывать и посмотреть!

Рудольф глаза закатил, но крыть было нечем. Зато тетушка оживилась.

— Да — да, дорогой, пусть мальчик съездит, развеется…

Рудольф скривился и кивнул. Зайдешь, мол, завтра за бумагами.

Я и зашел.

Со мной ехали Томми и Рене. Ну и личный отряд виконта Моринара, небольшой, человек десять. И столько же гвардейцев. Деньги мне из казны выдали со скрипом, но все‑таки — и мы отправились. Я же был весьма доволен. Надо по дороге, коли получится, заехать в гости к Фрайну. Да, наш путь пролегал по краю его герцогства, так что… шансы были.

А еще было большое желание затолкать ему в какое‑нибудь место горящий факел. И я не собирался себе отказывать в такой мелочи.

Ну, или хотя бы замок поджечь для начала?

Так сказать, око за око — с процентами за двадцать лет.

* * *

Это случилось на шестую ночь пути. Как сейчас помню — осень, звезды крупные, яркие, шальные… последние глотки уходящего лета, ночевать на земле уже холодно — и мы решили остановиться в трактире.

'Золотой чертополох' он назывался.

Как сейчас помню — низенький потолок, продымленные балки, связки лука на стенах — и на фоне всего этого убожества алое платье вспышкой. И угольно — черные волосы.

И — голос.

Больше я ничего не слышал, только этот голос. Низкий, чуть хрипловатый, льющийся смесью меда и вина… с таким перед королями выступать, а не здесь.

Мы как раз утолили первый голод, когда она вышла — и я пропал.

Смотрел — и сказать ничего не мог.

А песня лилась, завораживала, звала за собой… женщина шла по залу и никто не смел не то, что остановить — даже руку протянуть, даже шевельнуться в ее сторону.

Она — завораживала.

Не злись на птицу за то, что она летает,

За то, что Бог даровал ей вечное небо,

За то, что петь в твоей клетке она не желает,

За то, что для нее неволя — это как небыль…

Она пела о себе?

Или нет?

Я просто смотрел и слушал, а голос лился чисто и свободно.

…За то, что летит она к солнцу, сжигая крылья,

За то, что не верит словам и силкам из шелка,

За то, что смотришь с земли на нее в бессилье,

За то, что в злости твоей никакого толка…

Когда она остановилась у нашего стола, я даже не сразу понял. И когда она смотрела мне в глаза пристальным темным взглядом…

Ведьма.

Настоящая, сильная…

Чем отличаются маги от ведьм?

У магов сила структурированная, она от стихии — и принадлежность мага несомненна. У ведьм же этого нет. Ведьма — это дитя природы. Любимое, родное, ведающее ее тайны.

Конечно, холопы визжали, что их сила не от Светлого Святого, а значит, от Темного Искушающего… чего тут удивляться?

Ежели ведьмы их напросвет видели? И спастись от их ведовства шансов не было ни у кого. Это слабых могли одолеть и поймать, а этой уже лет было… Она как бы не деда в колыбели помнила.

До сих пор ее лица не могу вспомнить.

Помню ее черные глаза, помню крупные кольца волос, помню голос

Помню, как отстегиваю от пояса полный кошель и протягиваю ей.

— Спой еще… пожалуйста.

Она мягко отстраняет монеты. А еще помню ее слова:

— Приходи как все уснут. Я буду ждать…

Ни Томми, ни Рене их не слышали. Заворожила…

Ведьмы это могут.

Помню сеновал, крупные звезды над головой, насмешливый влажный шепот:

— Демоненок… не спеши, у нас еще вся ночь впереди…

Я пытаюсь сказать что‑то про чешую, но теплая ладошка закрывает мне рот.

— Не думай ни о чем. Я хочу, чтобы ты думал только обо мне.

И у меня плывет в глазах. Кажется, я так полностью и не перекинулся, но ее не смущала ни чешуя, ни клыки, ни горящие алым глаза. Помню ее голову на моем плече.

— Чешуйчатый… забавный.

— Ты не хочешь поехать с нами?

— Нет, государь, у нас разные дороги.

— Ты… меня знаешь?

— Нет. Я просто вижу. Как мать, как бабка… у тебя впереди длинная дорога и меня на ней больше нет. Мне жаль. Но эта ночь — наша.

И волна черных волос опять накрывает мое лицо.

Утром я прихожу в себя уже в комнате. Никто ничего не может сказать о вчерашней певице, да и не надо. Я просто ей благодарен.

Жаль, что наши дороги пересеклись лишь единожды, но судьбе не прикажешь.

Ее ждет дорога, меня — Альтверин. Но сначала — Фрайн.

* * *

Маршрут выбирал я — и чего удивительного, что он прошел неподалеку от герцогского замка?