Дурацкие игры магов. Книга вторая. - страница 107

- Тогда почему принцем Камии стал Артём, а не Дмитрий?

- Хватит с Димы и Лайфгарма, - оборвав смех, проворчал Витус. - Олефир много сделал для обоих учеников. Они лучшие маги нашего мира.

- Тогда почему они стали рабами?

- Меня тоже это интересует, - вздохнул гном и сменил тему: - Раз ты закончил есть, начнём занятие. Первым делом я научу тебя читать и писать, а потом займёмся магией.

- И я смогу стать таким же великим, как Олефир?

- Всё в твоих руках, мальчик.

- Здорово! Я очень хочу научиться колдовать, господин. Только не знаю, понравится ли это моему хозяину?

- О, да, - улыбнулся гном. - Особенно, если ты будешь прилежным учеником.

- Обещаю!

- Тогда пошли. Я научу тебя азам, а Дима вернётся и решит, чему учить тебя дальше.

- Я готов, господин! - отчеканил Кевин, со страхом и восхищением взирая на учителя великого Олефира.

Розалия проводила мужа и его ученика настороженным взглядом. "Почему сейчас? Не верю я в совпадения. Кто-то подсунул Диме братца. Но зачем? Тёмная лошадка этот Кевин, с ним нужно быть начеку. Игрок, которого используют вслепую не менее опасен, чем профессионал". Землянка решительно поднялась и приказала вызвать в свой кабинет Доната, капитана гвардейцев и начальника замковой стражи.

Витус не знал, сколько у него времени, и, несмотря на протесты жены, старался вложить в Кевина как можно больше знаний. Гном считал, что необученный маг гораздо опаснее, чем полноценный. "Кевин должен осознать свой дар и научиться его контролировать. Он должен уметь защищаться, особенно сейчас, когда у Димы появился враг", - говорил он Розалии, и землянка угрюмо качала головой. Она признавала правоту мужа, но всё равно считала, что прежде чем обучать Кевина, нужно понять, что он собой представляет. Витус в ответ лишь посмеивался. "Поверь, с мальчиком всё предельно ясно", - убеждал он жену и продолжал заниматься с камийцем.

Кевин оказался благодарным учеником. Дорвавшись до знаний, он готов был заниматься днём и ночью. Юноша бурно радовался каждому удачному магическому эксперименту, а если случалась осечка, стиснув зубы, бился над поставленной задачей и в конце концов решал её. Витус же с интересом наблюдал за учеником: во всём, что касалось магии, Кевин, как и его отец, проявлял изобретательность и инициативу, но вот отношения с людьми у камийца не складывались. Он без конца демонстрировал Витусу и Розалии покорность, ежеминутно кланялся и называл их господами, а вот придворные, солдаты и слуги для него словно не существовали. Кевин воспринимал их, как положенные атрибуты королевской жизни, и керонцы считали юношу странным, высокомерным и нелюдимым и относились к нему с опаской.

Розалия, глядя на камийца, тяжело вздыхала. Как бы там ни было, она жалела несчастного семнадцатилетнего мальчика, который никому не верил, держался с окружающими отчуждённо и при этом был бесконечно одинок. Землянка попробовала найти подход к нему, но, впервые в жизни, у неё ничего не вышло. Кевин был подобострастно вежлив, послушно кивал, слушая задушевные речи, но беседу никогда не поддерживал и всячески избегал разговоров о себе или своём прошлом. И, как ни старалась землянка подружиться с ним, камиец воспринимал её только как госпожу.

Отношение керонцев к Кевину изменил случай. Как-то раз Витус поручил ученику осмотреть окрестности замка. Камиец вернулся в свои покои, лёг на кровать, закрыл глаза и сосредоточился. Он мысленно посетил городской рынок, где разгорался нешуточный скандал - торговцы не поделили место и выясняли отношения при помощи кулаков, с интересом понаблюдал за потасовкой, а когда появились стражники и растащили драчунов, перевёл взгляд в казармы. Свободные от службы гвардейцы отдыхали: спали, играли в кости, чистили оружие, пили вино и беседовали. Их времяпрепровождение показалось Кевину скучным, и он заглянул на кухню, выяснить, что подадут к обеду. Пошарил по котлам и кастрюлям, прокрался в чуланчик с пряностями и крупой и, хихикая, подслушал, как молодой истопник цветасто признаётся в любви хорошенькой посудомойке. С трудом удержавшись от того, чтобы опрокинуть какой-нибудь мешок и напугать влюблённую парочку, Кевин выскользнул на улицу и стал не спеша осматривать замковый двор: конюшню, где конюхи усердно чистили денники; кузницу, где высокий черноволосый годарец раздувал горн; птичий двор, где женщины кормили уток и кур.

Юноша уже собрался закончить осмотр, но тут его внимание привлекла ватага ребятишек, бестолково суетящихся вокруг старого высохшего колодца. Поднимаясь на цыпочки, дети заглядывали в темноту, а потом привязали к корзине верёвку и опустили вниз. Корзина вернулась пустой, и тогда один из мальчишек взобрался на ветхий сруб.

"Упадёт!" - Кевин вздрогнул и мгновенно оказался на улице:

- Слезай! Разобьёшься! Если уж собрался лезть в колодец, хоть верёвкой обвяжись!

Мальчишка нехотя спрыгнул на землю и исподлобья посмотрел на камийца.

- Всё равно полезу. Там Рони, - упрямо сказал он и стал обвязывать вокруг пояса верёвку.

Кевин заглянул в колодец - из темноты раздавалось тихое поскуливание.

- Собака?

- Наш щенок, - всхлипнула растрёпанная девочка. - Рони бегал за палкой… Она упала в колодец… Рони следом…

Девочка хлюпнула носом, и, как по команде, дети зарыдали. Поморщившись, Кевин скинул плащ и запрыгнул на сруб.

- Собака. Всего лишь собака, - ворчливо пробормотал он и полез в темноту.

Камиец осторожно спустился на дно и подобрал крупного пушистого щенка, который тут же прижался к нему, уткнувшись холодным носом в шею.

- Ах ты, скотинка, - усмехнулся Кевин и оказался перед кучкой растерянных ребятишек.