Дурацкие игры магов. Книга вторая. - страница 189
- Хочешь сказать, что думаешь о себе, как о вещи?
- Да!
- Тогда как ты согласился стать моим учеником? Как ты принял решение, Кевин? Вещи не принимает решений! - Витус отпустил ученика и повернулся к нему спиной: - Одно из двух, мальчик, ты врёшь или себе, или мне. - Гном дошёл до кресла, опустился в него и уставился на огонь. - Я надеялся, что за эти дни ты что-то понял, Кевин, но увы. Иди. Мне нужно подумать.
- А как же урок?
- Завтра.
Кевин заторможено кивнул и побрёл к двери. Он был так расстроен, что только дойдя до конца коридора и ступив на красно-серые ступени лестницы вспомнил о магии. Мгновенный перенос, и юноша уже стоял в своей спальне. На душе скребли кошки, в голове звучали обидные слова учителя: "Ты врёшь или себе, или мне". Кевин не считал, что солгал гному. Он говорил то, что думал, просто никто не хотел понять его и трезво взглянуть на происходящее.
- Как будто мне приятно быть вещью, - пробормотал юноша, подошёл к прикроватному столику, где покоилась самая большая его драгоценность - сабля хозяина, и положил ладони на тонкий блестящий клинок. Прохладный металл приятно волновал душу, развевая горечь до лёгкой грусти.
Юноша поднял саблю и, словно в молитве, прижался лбом к рукояти. "Если бы я только знал, чего ждёт от меня Дмитрий? Возможно, я бы сделал всё правильно, и тогда он отпустил бы меня на свободу. А, может, оставил бы рядом, и я смог бы и дальше жить в замке. Здесь так здорово… Если бы только знать…" Юношу согревала мысль, что главный приказ хозяина он скрупулёзно выполняет - выживает в незнакомом мире. Хотя давалось это не легко: Кевин точно шагал по тонкому, хрупкому льду, готовый в любую минуту рухнуть в студёную бурную реку, и, если бы не керонские дети, то наверняка бы спятил от напряжения.
Бережно положив саблю на столик, камиец присел на край постели и закрыл лицо руками. Ему нестерпимо хотелось, чтобы Дима вернулся и сказал наконец, кто для него Кевин, ибо неопределённость ранила сильнее бича надсмотрщика. "Вот бы Кларины волшебные деревья нашептали мне о будущем, или провидица эта лайфгармская…" Отняв руки от лица, юноша глубоко вздохнул и резко поднялся. Идея, отправиться в Белолесье, захватила его. Правда, Кевин немного побаивался Арсения, настоящего отца принца Камии. "Но знание стоит того, чтобы рискнуть!" - приободрил себя юноша и вмиг переместился в библиотеку. Стараясь не привлекать внимания министра иностранных дел, который сидел за столом и что-то кропотливо выписывал из огромного толстого фолианта, камиец проскользнул вдоль стеллажей в дальнюю комнату, где хранились карты. Он осторожно прикрыл за собой дверь, магической искрой зажёг на стене светильники и огляделся. Витус приводил его сюда, когда рассказывал о Лайфгарме, и юноша запомнил, где лежит самая подробная карта мира. Он бережно достал из шкафа резную деревянную шкатулку, откинул крышку и развернул тонкий, почти невесомый лист. Разложив его на полу, Кевин опустился на колени и начал пристально изучать территорию Лирии.
Легче всего, как рассказывал учитель, было переместиться к знакомому человеку, но Кевин не хотел сталкиваться с Арсением, по крайней мере, если на то не будет веских причин. Рассматривая изящно прорисованные белоснежные деревья, он старался впитать в себя их образ, проникнуться ими, увидеть наяву. Юноша не знал, получится ли что-нибудь из его затеи, но упорно тянулся к волшебному лесу. Постепенно полки и шкафчики начали терять чёткость очертаний, будто недовольный художник размывал растворителем готовую картину. Дыхание Кевина участилось, когда он внезапно почувствовал запах мокрой травы и лесных цветов. В уши проник тихий клёкот птиц, лица коснулся ласковый игривый ветерок, и камиец не смог сдержать радостного возгласа. У него получилось!
Вскочив с колен, он завертел головой, будто пытаясь охватить взглядом весь волшебный лес сразу: белоствольные деревья, изумрудную траву и кусты, усеянные разноцветными ягодами и цветами. Только увидев Белолесья собственными глазами, Кевин понял, почему его любил Артём - лес олицетворял совершенную красоту природы. Умиротворение и покой наполнили душу. Юноша улыбнулся так, как никогда раньше: искренне и открыто - лес, казалось, вобрал в себя все страхи и боль, что накопились в душе за его короткую жизнь. Камиец подошёл к ближайшему дереву, обхватил руками мраморно-белый ствол и прижался к нему всем телом. От дерева исходило сердечное, живое тепло, и Кевину почудилось, что он обнимает человека. Возможно, мать, которую никогда не знал.
И юноше захотелось остаться в лесу навсегда. Прошлое и будущее перестали волновать его. Прислонившись щекой к гладкой, нежной коре, он прикрыл глаза, и горькая хрустальная капля сорвалась с ресниц.
- Что со мной будет, Лес? - прошептал Кевин и невольно напрягся, ожидая ответа.
Ветер усилился, макушки деревьев зашумели, точно обсуждая будущее камийца, а потом звуки разом стихли. Вдоль позвоночника пробежали мурашки. Тишина, охватившая Белолесье, показалась дурным предзнаменованием. Юноша собрался крикнуть, что не хочет ничего слышать, но неведомая сила оторвала его от дерева, развернула и подтолкнула в спину. Нервно сглотнув, Кевин покорно зашагал по едва приметной тропинке: "Что ж, если мне суждено получить ответы, я их получу".
Тропинка долго петляла между деревьями и кустами, пока не вывела камийца на огромную поляну, где в окружении дивного фруктового сада возвышалась двухэтажная белоснежная вилла. Витые каменные колонны поддерживали широкие изящные балконы; высокие арки окон с цветными витражами обвивали бело-розовые гирлянды цветов; воздушная полукруглая крыша даже в полуденный час отливала лунным серебром. Кевин замешкался, и нетерпеливый ветерок вновь подтолкнул его в спину. Но юноша помедлил ещё несколько секунд прежде чем ступить на гравиевую дорожку, ведущую к крыльцу. Что-то в глубине сознания требовало развернуться и бежать прочь от этого красивого, спокойного, но, скорее всего, опасного места. "Ни за что не отступлю!" - упрямо подумал Кевин и твёрдым шагом двинулся к дому.
