Орден Сталина - страница 41
– Теперь ступайте! – Николай махнул рукой в сторону дверей. – Выход из квартиры, я полагаю, вы сами найдете. А инструменты ваши, – он указал на пакет с отмычками, – я, уж не обессудьте, оставлю себе.
Иван Тимофеевич – медленно: всё тело его затекло, – поднялся на ноги, вдел свой ремень в шлёвки на брюках и, пятясь, словно из опасения повернуться к Коле спиной, двинулся к дверям. Зато выбравшись в коридор, он явственно заторопился: поступь его сделалась частой.
Николай в два прыжка переместился к дубовому шкафчику, с которым безуспешно сражался Стебельков, и открыл его одним поворотом какого-то незаметного рычага. Замочной скважины Коля даже и не касался: она была сделана исключительно для отвода глаз.
В шкафу находились не только книги: в промежутках между дубовыми дверцами и книжными корешками на полках стояли диковинные предметы непонятного назначения. Один из этих предметов – весьма увесистый – Коля схватил и бросился в коридор следом за капитаном госбезопасности. Тот было уже у самого выхода, когда Скрябин крикнул ему:
– Иван Тимофеевич, погодите!
Тот уже схватился за дверную ручку, и на какой-то миг у него возник соблазн: выскочить на лестничную клетку, опрометью броситься вниз. Чекист помнил про желтый порошок, непонятно как брошенный ему в лицо, и не желал узнавать, что мальчишка ещё может вытворить. Но бежать – этого Иван Тимофеевич не мог себе позволить. Теперь – никак не мог. И он изобразил на лице готовность услужить.
– Возьмите-ка еще вот это. – Скрябин быстро подошел к входной двери и опустил на маленькую полочку под вешалкой взятый из шкафа предмет. – Скажете Семенову, что нашли эту вещицу у меня в комнате и решили прихватить, раз уж с книгами ничего не вышло.
Иван Тимофеевич с изумлением поглядел на неожиданный подарок: оптический прибор, напоминавший старинную подзорную трубу, только очень уж короткую, без телескопического удлинения. Всю поверхность прибора – а сделан он был, по-видимому, из меди, – покрывала гравировка в виде латинских текстов и довольно примитивных рисунков, на все лады изображавших сцены убийств, самоубийств и казней.
– Что это? – спросил Стебельков.
– Это – ауроскоп, – сказал Коля.
Такого слова чекист никогда не слыхал и осторожно осведомился:
– И для чего эта штука нужна?
«А ни для чего», – чуть было не вырвалось у юноши. Но, во-первых, ауроскоп – одна из реликвий Вероники Александровны, – только самому Николаю ни для чего не был нужен; другим людям он мог бы и сгодиться. А, во-вторых, на эту вещь Скрябин возлагал большие надежды и не намерен был раскрывать правду о ней.
– Ваш начальник – комиссар госбезопасности Семенов – разберется, – проговорил Коля. – Просто отдайте ему прибор и скажите, что он показался вам заслуживающим внимания. Надо только завернуть его во что-нибудь.
На полке, куда Николай положил ауроскоп, лежала целая стопка старых газет. Юноша взял одну из них, и тотчас на пол посыпались маленькие картонные прямоугольники, пробитые компостером. Стебельков кинулся их подбирать и складывать обратно – к газетам, пока Скрябин обертывал ауроскоп газетной бумагой.
Когда чекист ушел, держа под мышкой подарок, Коля бросил взгляд на полку под вешалкой, где осталась лежать целая кипа прокомпостированных билетов Ярославской железной дороги. С Ярославского вокзала ездила к своей приятельнице Колина старушка-соседка, а использованные билеты всякий раз оставляла в коридоре, забывая их выбрасывать.
По этой причине или по какой-то другой, но в тот же самый день, ближе к вечеру, Скрябин посетил здание Ярославского вокзала. Вошел он туда, неся за спиной большой брезентовый рюкзак, явно набитый чем-то тяжелым, а оттуда вышел уже без рюкзака.
10
Николай поведал своему отцу басню, в которой были и поврежденный квартирный замок, и распахнутые двери комнаты, и даже исцарапанный книжный шкаф; не было в ней одного только Стебелькова. По версии Коли, у себя дома он обнаружил все перечисленные безобразия, однако самого вора не застал.
– Книги твоей бабушки – они и впрямь такие ценные? – спросил Колин отец.
– Чрезвычайно, – произнес Николай веско. – И мне хотелось бы найти для них более надежное место.
– Можно перевезти их в мою квартиру в Кремле, – предложил сановник.
– А если их там кто-нибудь увидит?
– А, ну да! – Отец Николая досадливо взмахнул рукой: он позабыл, что за книжицы хранились у его сына. – Конечно, их лучше поместить подальше от чужих глаз.
Поразмыслив, он вытащил из нагрудного кармана рубашки блокнот и карандаш и набросал какой-то адрес.
– Вот, возьми. – Вырвав листок, он протянул его Коле. – На улице Герцена есть один дом… Там недавно освободилась квартира – бывшая привратницкая, крохотная, но с отдельным входом. Как зайдешь с улицы в арку, увидишь дверь налево. – (Откуда отец знает об этой квартире, да еще в таких подробностях, Коля не рискнул поинтересоваться.) – Запасной ключ от неё спрятан за дверным косяком, сверху, ты его сразу отыщешь. Можешь в эту квартирку перенести свои книги безбоязненно – туда никто не въедет. А пломбы со входной двери просто сорвешь…
Если б отец Николая Скрябина узнал, чем занялся его сын, когда все улеглись спать, он, вероятно, пожалел бы и о своей сговорчивости и о том, что не указал Коле на дверь, едва тот появился на пороге его госдачи.
В на госдаче Колиного отца имелся, по тогдашнему обычаю, небольшой кинозал, куда привозили на просмотр только что вышедшие картины. И глубокой ночью Николай сидел в будке киномеханика, глядя сквозь окошечко в стене на полотнище экрана. Просматривал он ту самую пленку, из-за пропажи которой на Лубянке разгорелся такой сыр-бор.
