Орден Сталина - страница 85
Она указал пальцем куда-то за свое левое плечо – где не было ничего, кроме стены. Но Николай, конечно, ее понял.
– Думаешь, экипаж «Горького» увидел что-то подобное? – спросил он.
– Думаю, да. Это же, вероятно, увидел летчик Смит и все остальные, кого Семенов переправил на тот свет.
– Полине Осипенко тоже может угрожать серьезная опасность, – заметил Скрябин. – Хорошо бы ее предупредить…
– И что ты ей скажешь? Чтобы она перестала летать? Это всё равно, что сказать ей: перестань дышать. Да и к тому же этот ее несанкционированный просмотр мог остаться незамеченным. Ведь уже больше года прошло с тех событий, а она жива, здорова.
– Вряд ли эти сущности хоть что-то оставляют незамеченным, – сказал Коля. – Ну, да ладно: разберемся с Григорием Ильичом, и, глядишь, некому станет устраивать катастрофы. Плохо только, что у меня по его персоне одни лишь догадки, никакой доказательной базы. Не с чем пойти к Иосифу Виссарионовичу. Но это можно исправить…
Перед Анной лежали на столе чистый лист бумаги и неподписанный конверт, а на руках ее белели Колины нитяные перчатки. Но браться за перо она не торопилась.
– Ты обезумел, – в десятый раз повторила Анна. – Поступать так – всё равно, что запускать часовой механизм бомбы, не зная, как его остановить.
– Выхода нет, – сказал Скрябин. – Я должен подтолкнуть Семенова к активным действиям. Иначе всё будет бесполезно. Я никогда не докажу твоей невиновности и никогда не остановлю этого негодяя.
Он указал на фотоснимки, лежавшие на столе. Молодая женщина вся подобралась и даже отодвинула руку – чтобы эти карточек не касаться. И надолго замолчала. Николай не торопил ее, но ясно было, что свой план он менять не намерен.
– Послушай, Коля, – наконец проговорила Анна, – я не всё тебе рассказала. Я не так уж и невиновна. В Москве остались друзья отца – такие же полусумасшедшие мистики, как он. Они создали организацию – нечто вроде масонской ложи, и уговорили меня присоединиться к ним. Их целью – нашей целью – было проникнуть в тайны «Ярополка». И мы продвинулись в этом деле. К примеру, завербовали Стебелькова…
И она стала рассказывать: о записке, в которой Стебельков обещал спасти ее, обо всех странностях обращения Семенова – который явно чувствовал: Анна не та, за кого выдает себя, о том, как взъярился Григорий Ильич, когда арестантка вздумала заглянуть ему в глаза.
– Так значит, Стебельков не мне одному продался! – Не удержавшись, Коля начал смеяться; с души его упал камень: Анна сама раскрыла ему то, о чем он не решался ее спросить. – Каков фрукт!..
– Ты не понял…
– Да всё я понял. – Коля наклонился к ней, поцеловал в уголок губ. – Мне всё равно, на кого ты работала. К гибели «Горького» ты не имеешь никакого отношения. И справедливость я восстановлю. Хватит спорить, давай, пиши…
И Скрябин начал диктовать.
Часом позже он доехал на метро до станции «Комсомольская площадь» и там, у трех вокзалов, опустил в почтовый ящик конверт – держа его через бумажку, не касаясь пальцами. На конверте значился адрес: Ленинград, Литейный проспект, дом 4.
Глава 13
Царство Аида
24 июля 1935 года. Четверг
1
События того дня, в конце которого Скрябину и Кедрову суждено было очутиться на крыше дома в Сокольниках, начались еще на рассвете. За несколько часов до того, как два практиканта пришли в «библиотеку», на Лубянку поступил звонок из Большого Дома на Литейном. Ленинградские чекисты спешили сообщить о сигнале, недавно ими полученном. Часом позже с ленинградской информацией ознакомился Григорий Ильич, а уже через десять минут в его кабинет входил Стебельков. Этим двоим было что обсудить.
Результатом обсуждения стало внезапное просветление памяти у Ивана Тимофеевича. Он вдруг припомнил, что, посещая квартиру Скрябина, видел на полочке у входной двери прокомпостированные билеты Ярославского вокзала. Это чуть-чуть оттянуло развязку для Николая Скрябина: его следовало еще какое-то время подержать в здании НКВД.
В одиннадцать утра Мишу Кедрова отослали с какими-то бумагами в Генеральную прокуратуру – вместо приболевшего курьера, и сказали: возвращаться на Лубянку уже не нужно. А в начале третьего часа дня – только-только закончился обеденный перерыв, – в библиотеку заглянул Стебельков.
– Вам разрешили сегодня уйти домой в три, – объявил он и тотчас скрылся за дверью.
«Началось!» – подумал Коля и почувствовал, как закололо у него ладони: словно тысячи мелких игл вонзились в них.
Примерно за два часа до этого – около полудня, – целая команда наркомвнудельцев нагрянула на Ярославский вокзал Москвы. Начальнику вокзала был предъявлен ордер, и парни в гимнастерках цвета хаки принялись потрошить ячейки камер хранения. Онемевшие от изумления пассажиры наблюдали, как на полу растет холм, состоящий из раскрытых чемоданов, вывернутых рюкзаков, раскуроченных саквояжей и бесчисленного количества предметов, извлеченных из них. Среди всего этого добра только одно интересовало доблестных чекистов: книги; всё остальное они с равнодушием отбрасывали в сторону. И, правду сказать, улов у сотрудников НКВД оказался немалый: произведения Пушкина и Толстого, Дюма-отца и Виктора Гюго, Вальтера Скотта и Чарльза Диккенса обнаружились среди вещей пассажиров в таком количестве, что для страны, еще недавно наполовину безграмотной, это казалось настоящим чудом.
Но это чудо явно не радовало чекистов. Чем меньше оставалось целых ячеек в камере хранения, тем мрачнее становились их лица. Но тут один из наркомвнудельцев радостно завопил:
