Вурди - страница 50
— Убери. Гм, а ведь он в низинку шел. Туда ж, куда и мы, — задумчиво сказал нелюдим.
— Кто?
— Ведмедь, еловая твоя башка!
— А!
— Поспешить бы надо, — сказал Гвирнус, и они — едва не переходя на бег — зашагали по лесу.
3
След.
Хоть какой-нибудь след.
— Ну? — время от времени нетерпеливо спрашивал едва поспевающий за Гвирнусом Хромоножка.
— Плохо, — ворчал Гвирнус, — как в воду канула. Так ведь напугали ее вчера. Прячется небось где-нибудь, — успокаивал он сам себя, а в голову нет-нет да и лезли мрачные мысли: о ведмеде, который, судя по следам, был где-то неподалеку, о странном звере, убившем двух охотников, о лесном пожаре, который по-прежнему бушевал в глубине леса.
— Ну? — снова и снова спрашивал его Хромоножка, и в который уже раз Гвирнусу хотелось дать приставучему повелителю по загорелой («И когда это он успел?») шее.
— Тихо! — внезапно строго сказал нелюдим.
Странные звуки. Булькающие. И все-таки отдаленно напоминающие что-то очень близкое. Родное. Будто кто-то тихонько звал его.
— Гвир!
— Слышишь? — прошептал нелюдим.
— Не… — пробормотал Хромоножка, почесывая правое ухо, — вроде как ветер. Ну еще шелестит как будто.
— Как же! Шелестит! Мозги в твоей бестолковой голове шелестят, это точно. Больше ни на что не годятся, — буркнул нелюдим. — Вот. Опять.
— Гвир!
Отчетливее. Громче. «Ловушка? Голос-то скорее мужской. Может, Питер или еще кто из охотников? Нет, — решил нелюдим, — не похоже».
— Жабы, — коротко сообщил он Хромоножке, — жабы это. Идем.
— Куда? — испуганно спросил Бо.
— Туда, — махнул в ту сторону, откуда слышалось все более жалобное «Гвирл, гвирл, гвирл», нелюдим. — Они зря кричать не будут.
Ему так хотелось верить: Ай-я где-то недалеко.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
1
Вот осинка.
Тонкий, гибкий ствол.
Ветки, облепленные молоденькой листвой, кое-где увешанной черной бахромой тли. Несколько желтых летучих коровок деловито пасут свои стада.
Сил не осталось. Перед глазами расплывались синие, красные, фиолетовые круги. А где-то в центре — опять же ветки, летучие коровки, черно-коричневая бахрома тли.
Тонкий, гибкий ствол.
— У! Вурди проклятый! — прошептала Ай-я тому, кто прятался где-то в ней самой, прятался до поры до времени, казалось, давно прирученный — и вот вчера вырвавшийся на волю.
— Гвирнус, ты жив?
Тишина.
Лишь шелест листвы.
И еще это в ней, проклятое чувство — сытости, неги, приятной, будто осушила кружку эля, легкости в голове. Вурди был доволен и сыт, а она, Ай-я…
«Ты же собиралась… умереть», — напомнила себе женщина и, приподнявшись, ухватилась за ствол обеими руками, всей тяжестью непослушного тела пригибая его к земле. Некоторое время они боролись между собой — слабые женские руки и тонкий древесный стан, — а потом раздался громкий хруст…
2
— Ишь, нашел-таки, — сказал чей-то хриплый голос за спиной Ай-и.
Она вздрогнула от неожиданности, выпустила покалеченную осинку из рук. Обернулась.
— Да. Это я, — усмехнулся Питер.
Охотник стоял на краю полянки в разодранной в клочья рубахе, поигрывая охотничьим ножом. Его лицо прикрывала увесистая еловая лапа.
— Я это, — повторил он, отодвигая ветку рукой, — чего уставилась? Не смотри на меня так. Не испугаюсь.
— Беременной бабы, да?
— Беременной? — Питер отпустил ветку, и она больно хлестнула его по лицу. Охотник сморщился. — Что ж, путь будет так. — Он шагнул на поляну.
— Не подходи! — Ай-я попыталась встать, но тут же без сил повалилась в траву.
— У тебя губы зеленые. Вытри, — сказал охотник. — Вишь, на ногах не держишься, а туда же…
В его голосе не было злости. Скорее усталость. Он подошел к Ай-е. Наклонился. Поднял лежащий рядом тонкий, очищенный от веточек осиновый ствол. Она невольно зажмурилась в ожидании удара.
— Ай-яй-яй! — сказал Питер. Размахнувшись, отбросил осинку далеко в сторону.
«Знает? — подумала Ай-я. — Тогда почему?..»
И словно в ответ прозвучало:
— Там, в животе… Жжет. Это страшней.
— Ты болен? — Губы едва слушались ее.
— Похоже на то. — Питер усмехнулся. — Бедняга Гвирнус, знал бы он, что его ждет. Ну, может, не сегодня, не завтра, не этим летом. Может, еще и детей кучу ему нарожаешь.
— Ты ему скажешь? — Ай-я в упор посмотрела на охотника.
— Не знаю, — сказал Питер, — я еще не решил.
— Он не поверит.
— Что ж, глупости у него хоть отбавляй, — согласился Питер, — ему ведь как? Своими глазами убедиться надо. Вот Гергамора, та бы поверила. Но ведь и ждать-то мне недосуг. Ты ведь осторожная. Ишь как долго пряталась. Баба, мол, и все. Но я-то как чувствовал, — довольно сказал охотник, — славное у тебя брюшко. Небось твоей породы будет, а?
Хорошо, что он свернул. А ведь все жабы. Зеленые. Глупые. Лупоглазые. Гвирнус вдруг поймал себя на мысли, что впервые думает о них без обычной гадливости (так же, как и о приставшем, будто репейник, повелителе). Еще издали он услышал тихие голоса. Слов разобрать он не мог, но один из них принадлежал Ай-е. («Жива», — облегченно вздохнул нелюдим).
А второй…
Они сидели прямо посреди поляны. Плечо к плечу. Ай-я устало склонила голову набок. Ее распущенные волосы касались его щеки.
— А может, это и не хворь, — как раз в этот момент задумчиво сказал Питер.
Его большая загорелая рука лежала на траве рядом с ее маленькой с голубыми прожилками вен рукой.
