Кровавый рассвет (-Ветер, несущий стрелы) - страница 126
Между тем там, за рекой, раздалась непонятная команда, потом короткий раскатистый грохот, скрип дерева. Слышавший в армии гаубичное рявканье, Михалыч не сразу опознал звук. Тело сообразило быстрее: мастер кубарем скатился с холма, уже не задумываясь о чистоте и сохранности плаща. А миг спустя там, позади, гулко ахнул первый взрыв, земля чуть заметно дрогнула. Похоже, накрылись медным тазом повозки с порохом - либо та, что уже успели выгрузить в один из сараев, либо та, которую отогнали подальше от крепости. Оп-па, еще взрыв - может, и вторую уже накрыло. Плохо. Пороха хватит на один, самое большее два настоящих боя, потом придется тащить запасы из Валлермайера. Хорошо уже то, что остальные повозки, никому не доверяя, Михалыч оставил в расположении своего отряда.
Вслед за первыми взрывами раздавались новые. Конечно, нефть и смолу с порохом не сравнить, гахало послабее, зато огненные реки тут же растекались по улочкам форта, поджигая все, чего касались. Когда они достигали новых бочек со смолой, раздавались гулкие хлопки, но теперь они перекрывались нарастающим ревом пламени. А тут еще довольно сильный и свежий ветер с моря... Проклятье, только б не огненный смерч!
Осознав, что взрывы кончились, Михалыч вскочил и бросился в сторону складов. Спасти хоть что-то из огненного ада, иначе армия останется без еды, амуниции и боеприпасов. Вдыхая горячий смрад пожарища, закрывая лицо полой плаща от искр (еще не хватало, чтобы вспыхнули борода и волосы), Михалыч несся по улочкам форта. Горело уже во многих местах, пламя жадно лизало деревянные строения. По пыльным, тесным улочкам текли реки горящей смолы и нефти. Живым факелом, воя от боли, мимо пронесся алкский пехотинец. Бежал он совсем недолго: рассевшаяся стена горящего амбара погребла наемника под собой. Михалыч перепрыгнул огненную реку - и едва поспел увернуться от упавшей с неба горящей головни. Шарахнулся к дымящейся бревенчатой стене, пропуская взбесившуюся лошадь с горящим седлом на спине и другу, с обугленным трупом с ногой, запутавшейся в стремени. Михалыч невольно вспомнил рассказы завсклада - в далекие восьмидесятые. Тот дорабатывал последние годы перед пенсией, но в молодости его краем зацепила Великая Отечественная. Только краем - но все равно хватило: пришлось хлебнуть лиха под артогнем...
Да, артиллерия в умелых руках - страшная сила. Даже такая, неогнестрельная.
Здесь выгружали порох, а в сарай, который еще недавно стоял на углу, выложили целый воз - двенадцать бочек. Теперь местности не узнать. Окрестные здания горят, с кустов ударной волной сорвало всю листву, а пламя доглодало, что осталось. Вся улица сплошь завалена тлеющими обломками. На месте злополучного сарая - ни намека на строение, какая-то дымящаяся воронка, вокруг которой взрывом накидало бруствер тлеющей почвы. Повозку с неразгруженным порохом тоже разметало в куски - как и переносивших порох солдат, и возницу, и лошадей. Вон те дымящиеся ошметки на обугленных ветвях ясеня пять минут назад были лошадью, или?.. Вот и первые потери.
Увиденное гипнотизировало, ужасало и одновременно завораживало. Михалыч никак не мог сбросить странное оцепениение, а на улице становилось нечем дышать. Раскаленный, наполненный смрадом пожарища, горелого мяса и тухлой пороховой гарью воздух жег легкие, тысячами разъяренных ос впивался в лицо, жалил и колени сквозь раскаленную ткань штанов. Помутневший, буро-багровый воздух полнился искрами, они сыпались и сыпались. Где-то что-то взрывалось, где-то ревело пожарище, где-то орали и матерились, но в этой кутерьме было ничего не понять. То ли начался новый артналет, то ли это горят и взрываются запасенные рачительным королем горючие материалы.
-...твою мать! - надрывался кто-то за дымной пеленой.
- Суки!
- Тащи, ..., не филонь!.. Ах ты, ..., рассыпалось!
Треск и грохот рассевшегося сруба, короткие и жуткие вопли раздавленных - и новый сноп искр в черное небо... В следующий миг, пронзив пелену дыма, прямо перед Михалычем шлепнулось что-то большое, разлетевшееся от удара о землю. Рассерженными осами во все стороны брызнули булыжники. Михалыч еще успел подумать, что не могут же камни сами собой взорваться, когда по шлему ударил увесистый камень. В голове поплыл звон, сила удара швырнула его наземь - спиной прямо на тлеющее бревно. Еще пара камней ударила в грудь и по ноге. Боль раскаленным кнутом стегнула тело, но она же привела Михалыча в сознание. Превозмогая звон в голове и боль в обожженной спине, командир "мушкетеров" бросился назад. Вовремя. Судя по очередному гулкому взрыву и волне жара из-за спины, туда снова ударил зажигательный снаряд. Теперь вся узкая улочка пылала, местами пламя смыкалось над головой, и казалось, что он бежит по огненному туннелю. Потом пришлось ползти по-пластунски или на четвереньках: только у самой земли еще оставался воздух. А в спину дул и дул раскаленный, веющий гарью ветер. Такого не было и в горячем цеху - по крайней мере, там не было этой удушливой гари, а рассыпающие искры стропила не пытались упасть на голову...
- Сюда! Сюда, придурок!
Чья-то сильная рука ухватила за рукав и яростно дернула в сторону. Михалыч споткнулся, упал лицом в траву. Его душил кашель, во рту горчила копоть. Но мозолистые руки уже перевернули его на спину, и из тыквенной фляжки в рот полился райский нектар - набранная в реке вода. Михалыч сделал несколько жадных глотков, кашель немного отпустил - к горлу тут же подкатился прямо-таки вал тошноты. Он едва успел отвернуть голову - и добрую минуту "королевского оружейника" выворачивало наизнанку.
