Цитадель души моей - страница 82

месяц, ни через два. Не думаю, что у кого-нибудь хоть тень сомнений относительно моей

судьбы появится.

Мысли бежать немедленно у меня даже и не возникло. С чего бы? Видеть меня

никто не видел. Пугия, у стражника из глаза торчащая – самая обычная. А как-то иначе

заподозрить – ну, это вряд ли. Такое и самому настырному из квесторов в пьяном бреду не

привидится. Лейтенант егерей убивает стражу и выпускает ожидающих смерти бестий?

Самому смешно.

Не стану утверждать, что никакие мысли и сожаления меня не мучали на пути

домой и пока я спать укладывался. Но заснул я быстро и крепко – как и положено егерю.

Что бы ты ни делал – делай это хорошо. Ко сну это правило тоже относится: хороший

отдых сил прибавляет, а силы мне завтра понадобятся. Впрочем, как всегда.

Про сон егерский среди простого народа тоже много легенд ходит. Брехня большей

частью, на нашем умении дремать на ходу и на досужих вымыслах основанная. Что мы

спим с открытыми глазами, каждый звук подмечаем, и что к спящему егерю подкрасться

никто не в силах. Кто не слышал историю про спящего егеря, который некстати

подлетевшую к нему сову брошенным камнем прибил, да так и не проснулся? Ерунда.

Спим мы, конечно, чутко. Но, во-первых, многое от обстановки зависит – если ночуя на

лесной опушке, я готов от первого шороха проснуться, то дома у меня настороженности,

ясное дело, поменьше. А во-вторых – если от каждого звука просыпаться, так поспать и

вообще не выйдет. Потому тревогу мой внутренний стражник поднимает не при каждом

звуке, долетевшем до моих ушей, пока я сплю – а только при звуке необычном. Или при

необычном изменении обычного звука. И, зная всё это, да сноровку некоторую имея,

подкрасться к спящему егерю – дело нехитрое. Особенно, для другого егеря.

Так что проснулся я только тогда, когда гости мои захотели, чтобы я проснулся. Не

поклянусь, но, похоже, пальцами кто-то щелкнул. Дернулся я, руку левую в щель между

кроватью и стеной сунул, меч нашаривая – а нет его. Плохо дело. Открыл глаза, голову

повернул в ту сторону, откуда щелчок, меня разбудивший, мне помнился. До утра еще

далеко, да и луна давно скрылась, так что я едва-едва силуэты моих гостей различаю.

Трое. Один, развалясь, в кресле моем сидит, двое других по бокам от него стоят. Я-то в

первое мгновение пробуждения своего на Ночных Охотников думал и впору бы мне

радоваться начинать, ан нет. Узнал я их. Не отвечу – как, не до того мне было, чтобы

интуицию свою допрашивать. Уж лучше бы Ночные Охотники. Я вздохнул и сел на

кровати.

- Я тебя еще раз спрошу, - сидящий в кресле голос подал. Если до того еще гран надежды у

меня оставался (вдруг обознался), то теперь никаких сомнений быть не может – что я,

голос капитана не узнаю?

- Кто нибудь, кроме вас двоих, знал, что Клюв у тебя ночует?

Я сглотнул.

- Вряд ли.

Силуэт в кресле не шелохнулся, но я почувствовал, что капитан легонько кивнул пару раз,

соглашаясь с собственными предположениями.

- И от столба наказаний ты ведь не сам отвязался, тебя верга отпустила.

Я промолчал. Да не очень-то меня капитан и спрашивал.

- Зря ты мне всё, как есть, не рассказал. Могло бы иначе повернуться, - Дерек вздохнул, -

да и я хорош – всему поверил. А ведь возникли у меня подозрения тогда, но отмахнулся я

от них. Жаль. Хорошего егеря потеряли.

Я вздрогнул и стоящие по бокам от капитана егеря – Сена с Троем, если я

правильно их опознал – подобрались немного. Дерек встал.

- Ты думаешь, ты первый егерь, который в такой ситуации оказался? – капитан хмыкнул, -

однажды, рано или поздно, каждый из нас перестает себя с родом людским отождествлять.

Я не шелохнулся и звука никакого не издал, может только брови поднял удивлённо – но

капитан мою реакцию как-то разглядел. Засмеялся коротко – негромко и невесело.

- Заметил уже, да? Первооткрывателем себя мнил? А зря. Оно же неизбежно – уж слишком

сильно мы отличаемся от остальных людей. Во многом отличаемся. Я даже больше скажу

– до того момента, как егерь осознаёт, что он – не человек более – он и не егерь еще.

Однажды это осознание к каждому приходит – обычно году на пятом-шестом службы.

Иногда раньше, иногда позже, но ты на моей памяти первый, который так долго за свою

человечность цеплялся. Знаешь, Бернт, хороший ты человек был. И егерь неплохой. Почти

идеальный, с одним только недостатком – умней других себя считал.

- Что со мной будет? – наверное, зря я это спрашиваю, но уж больно мне знать хочется.

Егеря – люди простые… даже бывшие.

- Я тебя на свое место прочил, - потускневшим голосом капитан ответил, - умен, хитер,

при том интересы регимента выше своих всегда ставишь… но теперь ты – не егерь и не

человек, а бестия. А им в нашем мироздании, сам знаешь, какое место отведено.

Я медленно вдохнул. Знаю. Что делать-то? Вскакивать, бросаться в атаку? Бежать? А

смысл? Трое егерей, лучшие бойцы регимента – я бы один на один с каждым из них

поостерегся выходить, а тут – их трое, а я еще и безоружен. Да и вообще – даже будь я

вооружен и способен победить их всех – стал бы я это делать? Не думаю. Потому что не за

мной правда, и я это знаю. Вот, к примеру, лиса волку не противник – серый рыжую

завсегда загрызёт. Кроме одного случая – когда лиса выводок свой защищает. Вот тогда по-

всякому может обернуться. Потому что оба сражающихся знают, за кем правда. И очень

это важно для бойца – верить в правоту своего дела, правоту того, за что ты поднимаешь