Недобрый час - страница 3
Клента назвали Эпонимием, потому что он родился в час Фангавота, дарующего плавную речь, сказителя о великих деяниях. Беззастенчивый спутник Мошки запросто мог притвориться кем угодно, от верховного констебля до ежика, но даже он не стал бы называться чужим именем. Рано или поздно в Грабели заглянет грамотный человек, увидит объявление, а то и прочтет вслух…
— Добегались, — буркнула Мошка, — нам крышка.
Ей пришло в голову, причем не в первый раз, что добегался Клент, а ей не обязательно составлять ему компанию.
Стук деревянных подошв по мостовой слился с шумом дождя. Городок был крошечным, и вскоре перед Мошкой открылась дорога на восток. Под ногами зачавкала грязь. Дома бросились врассыпную, и Мошка осталась хлюпать носом посреди серых пустошей.
Вдоль дороги выстроилась комиссия по встрече: грубо вытесанные статуи нескольких Почтенных. Размокшее дерево будто покрылось темно-красной слизью. Вот Серослав с мечом в руках, вот Полдороги размахивает секстантом, вот Набатчик лупит в барабан.
Утро было посвящено Добрячке Углекоже, защищающей мясо от порчи и лишней жесткости. Но с полудня до заката наступало время Добряка Спрингцеля, льющего воду за воротник и прячущего жемчуг в раковины. Он отвечает за сюрпризы, и хорошие, и плохие. Кто-то повязал его статуе на шею корявую гирлянду из листьев, подчеркивая, чей настал час.
Как и все, Мошка с малых лет поклонялась Почтенным. Привычка требовала выполнять мелкие ритуалы, отдавая дань уважения божкам, чтобы те отвели крошечные и великие беды. «А что случится, если я откажусь?» — вопрошал ее острый, непокорный, практичный разум.
Мама Мошки умерла при родах, девочку растил отец, великомудрый и несгибаемый Квиллам Май. В семь лет Мошка осиротела — папа тоже покинул этот мир. В людской памяти он остался великим мыслителем, героем войны против кровавых Птицеловов, чья власть обернулась массовыми казнями. Но поскольку он выражал в своих работах весьма жесткие и радикальные взгляды на всеобщее равенство, то был сослан в едва не смытую вечным дождем убогую деревушку Чог. Там родилась и росла его дочь. Сколько Мошка себя помнила, деревенские относились к ее отцу крайне настороженно. Узнай чогцы всю правду о его взглядах, они бы небось сожгли его на месте… ибо Квиллам Май втайне был атеистом.
Узнав об убеждениях папы, Мошка потихоньку перестала кивать статуям Почтенных, молитвами успокаивать их и оставлять дары в часовенках. Оказалось, что дождь не мочит ее сильнее, молоко не прокисает быстрее и стаи волков не идут по ее следу.
Потому она без тени сомнения уселась на широкую голову Добряка Спрингцеля, чтобы пораскинуть мозгами.
«Пора прощаться с мистером Клентом, на этот раз — окончательно. Найду Сарацина, а этот неблагодарный бурдюк с помелом вместо языка пусть варится в своем соку».
Только куда ей бежать? На запад, в Манделион? Непростое дело. У нее там остались друзья, но после революции некие могущественные и опасные люди дали ей понять, что их с Клентом и Сарацином видеть в этом городе не рады. К тому же не факт, что она дойдет. Складывалось ощущение, что землю под ногами скоро охватит пожар войны.
С месяц назад города в окрестностях Манделиона торопливо приняли указы, запрещающие торговать с бунтовщиками. По идее, те должны были помереть от голода. На деле вышло иначе: в поселениях вроде Грабели, где сводили концы с концами исключительно за счет торговли с Манделионом, прилавки опустели, а в амбарах повесились мыши. Люди прикинули, что в Манделионе всяко не хуже, и пошли вливаться в ряды бунтовщиков. Теперь сторожа и прочие представители закона прочесывали местность в поисках беглецов. Тех ждали камеры еще гаже, чем у Клента.
Можно ли пережить зиму в городке или поселке к северу или к югу отсюда? Вряд ли. Скоро с деревьев опадут последние яблоки, холодные ветра унесут прочь остатки доброты и веселья, никто не станет платить, чтобы ему прочитали газету. Знания мало стоят, когда нечего есть. Как пережидают зиму мухи?
— А никак, — пробормотала Мошка, чувствуя, как из глаз течет вода. — Помирают, и все. Отсюда и будем плясать.
Надо двигаться на восток. Как-нибудь перебраться через «непреодолимую» реку Длиннопер, с ревом текущую в ущелье с гор до самого моря. Доползти до Чандеринда или Оттакота — люди говорят, там жить легче. Но как попасть на ту сторону Длиннопера? Единственный мост на сто миль вокруг находится в городе Побор, и цена за проход несоизмерима с ее скудными возможностями… Разве что еще разок запустить руку в чужой карман.
Разглядывая окраину Грабели, Мошка заметила силуэт, прячущийся в развалинах амбара. Фигуру почти скрывал поток воды, льющийся с мокрой соломы. Человек был высок, слегка сутулился, будто слишком маленький плащ стискивал ему плечи, и он махал ей рукой.
Мошка в ту же секунду сорвалась с места и вскоре нырнула в амбар. Она смахнула с лица мокрые сосульки волос, чтобы лучше видеть незнакомца. Тонкое лицо, длинный нос. Человек замер в странной позе, напомнив Мошке цаплю, которая так же неподвижно стоит посреди озера, но превращается в стремительное копье из костей и перьев, едва форель подплывет к ее ногам.
— Буквы знаешь? — гулко и скрипуче прозвучал вопрос.
— Ага, хотите, почитаю вам газету? У меня… — Мошка решительно вскинула кулак с разбухшей бумажной кашей.
— Не стоит. Идем со мной. Пообщаешься с моими друзьями.
Мошка пошла за ним в соседний амбар. Пока глаза скользили по зеленому плащу незнакомца, хорошим сапогам и промокшей фетровой шляпе, мозг лихорадочно работал. Она, конечно, попросит с него как следует, но какую цену назвать, чтобы не перегнуть палку? На какой сумме они плюнут и уйдут, даже не став торговаться?
