Легенды о Камбере Кулдском 1-2 - страница 111
Синхил стянул кольчугу с головы, пригладил тронутые сединой волосы дрожавшей от усталости рукой и спрятал лицо в ладонях.
— Итак, отче, что еще? Я устал, зол и, честно говоря, напуган. У меня нет сил пускаться в споры или исследования тайных струн души.
Келлен переменил позу.
— У меня тоже. Нам обоим нужен отдых. Но вас что-то тревожит, нечто большее, чем обычное раздражение на еще одно проявление Деринийской магии. Может быть, страх смерти в завтрашнем бою. Я видел, как вы говорили с отцом Альфредом, видел, что вы не удовлетворены беседой. Думаю, что не юноша поможет вам облегчить душу, а человек более зрелый. Кажется, мы с вами почти одного возраста.
Синхил понял, куда клонит викарий, но не решался принять предложение.
— Мне нравится мой духовник отец Альфред.
— Не спорю. Он прекрасный, добродетельный молодой священник. Если бы он не состоял при вас, я с радостью уговорил бы его перейти ко мне, когда я стану епископом. Но он юн и в сыновья вам годится, Синхил. Он никогда не сталкивался с теми силами, управлять которыми вы и я вынуждены учиться. Я предлагаю себя не как духовника, я предлагаю дружбу. Во многом мы очень схожи. Неужели эта близость не поможет забыть о различиях между нами?
Синхил слушал, не отваживаясь поднять глаза. Келлсн повторял предложение, сделанное несколько дней назад. Тогда они толковали о том, что могли бы делить радости и печали королевской и епископской жизни. Как не хватало как раз такого друга. Кто, как не Келлен, был достоин им стать… Но что-то отталкивало в нем и во всех Дерини.
Завтра по их воле будут разбужены и приведены в движение таинственные и страшные силы, которым обычным людям не дано противостоять.
В голову закрадывались чудовищные вопросы. Кому они служат? Кто владеет их душами? Может, могущество Дерини от Лукавого? Будь проклят враг рода человеческого вместе со своими прислужниками. Тогда все происходящее с ним — бесовское искушение, его морочат, внушая веру в полезность магии. Он кое-что слышал о зверствах, богохульстве и иных мерзостях, которыми было отмечено правление Имре. Его кровосмесительный брак с родной сестрой Эриеллой был не последним в этом устрашающем перечне. А Синхилу, затворившемуся от мира за монастырскими стенами, становилось известным далеко не все.
Он вздрогнул, вспомнив, что сейчас не один. Келлен выжидающе глядел на него, ледяные глаза до самых глубин светились ясным светом доброжелательности, надежды и еще чего-то, чего Синхил никогда прежде не замечал на морщинистом лице.
Еще секунда, и Синхил поддался бы искушению довериться, открыться и вручить свои мысли другому, поделиться горестями, страхами и опасениями за свою судьбу и будущее того мира, в который он был ввергнут против воли.
Но прошло еще мгновение. И он уже не мог сделать этого — только не сейчас и не здесь, в окружении Камбера и его сообщников, всех этих Дерини. Не стоит. Пока…
Вздохнув, он покачал головой и бросил перчатки на пол рядом с мечом. Когда он наконец посмотрел на Келлена, его глаза покраснели и едва не наполнились слезами.
— Благодарю, отец Келлен, но уже поздно, к тому же у меня ноет каждая косточка. Пока будет довольно и того, что вы станете извещать меня о малейшем изменении планов. Сейчас мне хотелось бы отойти ко сну.
— Как прикажете, Ваше Величество.
Потупив взор, настоятель поднял шлем, перчатки и встал, наконец-то взглянув на короля. Он собирался заговорить, но потом поклонился и вышел, не оглядываясь.
Синхил оставался недвижим.
Даже после ужина он не пришел в себя. Принял ванну, помолился и лег, но сон не шел к нему. Он ворочался, дремал, погружался в кошмары и снова страдал от бессонницы; казалось, этому не будет конца.
Однажды он даже поднялся, зажег свечу, бездумно глядел на огонек и старался обрести ясность в мыслях.
В конце концов он встал за несколько часов до рассвета, надел костюм для верховой езды — мягкая кожа почти не стесняла движений. Натягивая сапоги, он вздрогнул от боли, сразу вспомнив все прелести путешествия верхом, и замахал руками на Сорла, разбуженного возней и заглянувшего к нему. Синхил прицепил к поясу кинжал, решив, что в военном лагере королю не пристало появляться без оружия, набросил на плечи черный плащ, завязав его под горлом, и надвинул отделанный мехом капюшон. Экипировавшись, он выскользнул наружу, ходьбой будоража кровь и прогоняя вялость мышц.
Никто не останавливал Синхила, не заговаривал с ним, но инкогнито сохранить не удалось. Очевидно, стража у его шатра передала другим часовым, что король без свиты обходит лагерь и не желает провожатых. Он чувствовал на себе взгляды солдат — весть о приближении короля каким-то неведомым способом опережала его без всякой магии.
Когда он направился к холмам, чтобы посмотреть на огни вражеских аванпостов, один из часовых пошел следом, соблюдая дистанцию. Синхил не замечал его, укрывшись в тени дерева, он осматривал равнину перед собой. Его беспокоила тишина. Даже обычные ночные шорохи и звуки, казалось, приглушены. Синхил стал вслушиваться в звуки спящего мира. Позади него пофыркивали лошади и тихо били копытами о землю, чуть ближе вышагивали часовые, бряцая доспехами при каждом шаге.
Где-то далеко мычали запертые в загонах коровы, и это напомнило ему о том, что он стоит в самом сердце своей страны, и о том, почему он здесь. Серебристый лунный свет играл в каплях росы на еще зеленой пшенице и нежной траве. Что-то будет завтра на этом поле. Он задрожал. Никогда люди не убивали друг друга на его глазах, стенка на стенку, армия на армию.
