Близнецы - страница 86
— Все пропало, Анна. На нас донесли, только о Вас власти не знают пока. Немедленно бегите…
— Я никуда не побегу, — спокойно сказала Анна, внимательно глядя на Прыжова.
— Это приказ Нечаева. Мы все же попробуем, несмотря ни на что. Но сегодня, иначе никак. А бала не будет, конечно, и Вам нет нужды здесь оставаться. Нечаев потом найдет Вас.
Анна подумала, покачала головой, — никто меня не найдет. Вас всех арестуют и повесят, тем более, если был донос.
— Нет, — сказал Прыжов, — они хотят взять нас с поличным и ждут Пасхи. А мы сделаем все сейчас и скроемся. Я, наверное, останусь, — он кое-как улыбнулся сквозь слезы, — слухи, агитация…
— Хорошо, — просто сказала Анна и поднялась из кресел, — чем я могу вам сейчас помочь?
— Мне нужна ваша упряжка. Все нужно сделать как можно быстрее.
— Берите. Она внизу, еще не распряжена. Передайте Нечаеву, что я буду в Москве, на прежней работе.
— Передам. Прощайте.
— Прощайте. Удачи вам.
От Анны, уже на быстрой черногривой тройке, Прыжов помчался к Степану. Тот жил у сельского батюшки, представившись семинаристом из Москвы, а вместо платы исполнял обязанности звонаря. На колокольне, куда тяжело было подниматься старику-священнику, он хранил химические реактивы для взрывчатки и зажигательных смесей и нелегальную литературу.
Вечерня уж прошла, отзвенели колокола и потревоженные вороны, ворчливо перекрикиваясь, вернулись на звонницу, где облюбовали себе насест. Священник все клал поклоны в своей комнате, Степан, мучаясь тусклой свечечкой, штудировал на чердаке учебник химии.
Быстро и бесшумно подкатила к церкви упряжка. Прыжов спрыгнул с козел, забарабанил в дверь. Степан в окно углядел его, узнал, хоть и с трудом, и поспешил вниз, где препирался уж с незваным гостем опасливый батюшка.
— Это ко мне, простите за беспокойство.
— Это точно к Вам, Степа? — спросил, не отходя от дверей, старик, — вы ждете кого?
— Нет, но я его из окна узнал. Не беспокойтесь, пожалуйста, — вежливо объяснил Степан и улыбнулся скромно, искренне и как бы немного смущенно. Не то чтоб он лицемерил — он и впрямь иначе и не умел улыбаться, а смеяться, например, вообще не смеялся, последний раз много лет назад, в детстве. Он был то, что действительно означают слова «серьезный человек». Мучительно и тяжело раздумывал Степан над всяким вопросом, представлявшимся ему значительным, сколь бы абстрактным и отвлеченным тот ни был. Так, будучи еще семинаристом, три месяца обдумывал он все имеющиеся доказательства существования Бога, и наконец нашел их несостоятельными. В тот же день он вышел из семинарии. Другой бы, может, запил, может, пытался бы застрелиться, а то и вовсе, ничтоже сумнящеся, продолжил бы учебу, а потом и карьеру бы в церковной иерархии принялся б строить — но Степан был не таков: слишком положителен и честен. Любое потрясения, любое, самое тяжкое испытание всегда встречал он смущенной будто улыбкой и открытым взглядом.
И сейчас он только улыбнулся на сбивчивый, перегарный шепот Прыжова и спросил, — это точно? Извините, но Вы пьяны.
— Точно, точно. Не знаю, кто, может, тот мальчишка нас выдал, и Нечаев приказал…
— Такие вопросы должны бы общим собранием решаться, — заметил Степан, — но делать нечего. Сейчас — это прямо сейчас.
— Хорошо. Подождите здесь.
Он вернулся в дом, попрощался со взволнованным священником, наспех соврав, будто у их гостя, старинного его приятеля, невесть за что арестовали племянника. Батюшка сочувственно поохал и даже благословил напоследок, но помощи не предложил.
Вдвоем с Прыжовым они перетащили все необходимое в коляску и умчались в город.
Летели во весь опор, кони хрипели, взметая тяжелыми ногами клубы поземки, ветер хлестал лица сухими снежинками, у Прыжова снесло его чиновничью фуражку, у Степана размотался и в ненастное зимнее небо шарф. Разговаривать невозможно было, и с трудом докричался Степан до Прыжова, чтобы тот остановился в положенном месте.
Это была беднейшая окраина города. Река — здесь широкая, мелкая, с пологими берегами — окружена была голыми прутьями ив, а за ивами тянулись тесно сдвинувшиеся темные домишки. Ни в одном окне не горел свет, и собаки не лаяли. Их здесь и не держал никто: нечего было охранять.
— Становись, становись! — кричал Степан, и длинные волосы его развевались, путаясь в звездах, и борода вилась по ветру. Он, может быть, страшен был, потому что Прыжов, обернувшись наконец, тоже закричал что-то и чуть с козел не свалился. Степан схватил его за воротник и кое-как объяснил, что нужно.
Остановились подле длинных, приземистых складов купца Тинникова, торговавшего красками. Степан выгрузил ящик зажигательной смеси, выудил из кармана револьвер и безмятежно направился к дверям склада. Прыжов, не дожидаясь продолжения, помчался дальше. Его грандиозный, абсурдный план, кажется, осуществлялся. В огне, который съест почти весь город, исчезнут и забудутся предшествовавшие пожару убийства. Никому и в голову не придет что-то там расследовать, а если все же и придет — на Прыжова уж ничто не будет указывать. С восторженным воплем несся он по пустым зимним улицам, не жалея лошадей и не боясь разбиться. Прыжов ехал к себе домой.
Когда Вова вышел из коридора, пьяница лежал совершенно в той же позе, как он он его оставил: лицом в пол, разметав длинные руки-ноги по тесному подъезду. Девочка сидела рядом с ним и тихонько причитала-уговаривала: Тятя, вставай! Тятенька, вставай, пожалуйста! Пойдем домой! Тятя, вставай!
Тятя лежал бородой вниз и молчал.
