Близнецы - страница 92
Тряский уазик, под хрип и скрежет радиоприемника, промчался, подпрыгивая на ухабах, по лесной дороге, взлетел на пригорок и остановился.
— Ну? — спросил водитель, — хватит?
— В деревне еще посмотрим и все.
— Только пешком. У меня бензин свой залит, между прочим.
Двое оперов, не споря, вылезли из машины и направились вниз, к серым приземистым домам. Из пыльного чердачного окошка глядел на них бывший дворник.
Водитель, оставшись один, выключил радио, откинулся на сиденье и с наслаждением закрыл глаза.
Оперативники, вопреки надеждам дворника, начали методично осматривать деревню. До Артема с детьми им оставалось еще три дома, до дворника — два. Сжимая в кармане электрошок, беглый дворник спустился с чердака на первый этаж, вышел в сени, но передумал — устраивать засаду здесь было опасно: водитель мог что-нибудь заметить, да и до выхода слишком близко. Подумав, он снял вою ярко-оранжевую жилетку и бросил в центр кухни, а сам притаился у дверей, сжав во вспотевшей ладони черный пластик электрошока.
Хлопнула дверь, дунуло свежим воздухом. Не задерживаясь в пустых сенях, оперативники двинулись на кухню. Дворник пропустил обоих — благо, яркая тряпка обращала на себя внимание, не давала глазеть по сторонам — и только потом, скользнув за спину, ткнул сдвоенное металлическое жало в белую беззащитную шею. Раздался скрипучий треск, в воздухе будто пронеслось что-то, и первый повалился к его ногам. Дворник шагнул ко второму, а тот уже оборачивался, уже тянул что-то из внутреннего кармана куртки.
Он успел обернуться; черное жало ткнулось в подбородок, затрещал разряд, и — бьющийся в конвульсиях опер непроизвольно нажал на курок. Грохнул в тишине одинокий выстрел, электрошок выпал из разом ослабевшей руки, дворник, зажимая рану на животе, привалился к стене.
Проснулся в своей машине старый шофер, встрепенулся, поглядел вниз — деревня была все так же пуста и тиха. И оперов видно не было. «Сколько я проспал?» — шорхнула неприятная мысль.
Проснулись и Артем с детьми.
— Что такое? — всполошился Танатос.
— Тихо, — сердито сказал Артем и осторожно выглянул в окно. На пригорке над деревней стоял полицейский уазик.
— Полиция приехала, — сообщил он.
— И что теперь делать?
— Не знаю… Где наш дворник?
Дворник понимал, что скоро опера очнутся. Времени у него оставалось совсем мало. Потемневшим взглядом он обвел пустую просторную комнату и увидел вдруг квадратный люк в подпол. Это было то, что нужно. Кое-как, на полусогнутых ногах, зажимая рану и чувствуя, как льется меж пальцев густая теплая кровь, он преодолел пару метров до люка. Когда он согнулся, чтобы открыть его, внутри у него что-то булькнуло и кровь полилась сильнее.
Дворник распахнул черный глубокий зев, оступившись, сам чуть не свалился внутрь. Подтащил к провалу первого, сбросил вниз. Второй опер уже подергивался, глаза под тонкой кожей век бегали: вверх-вниз, влево-вправо, вверх-вниз, влево-вправо. Дворник сбросил в подпол и его, затем заложил в петли доску покрепче, а сверху улегся сам.
Боль постепенно тихла, кажется, она вытекала из него вместе с кровью; он уж чувствовал, как немеют ноги. Он закрыл глаза — все равно уж почти ничего не видел, уложил руки поверх раны.
— Неужели все? — подумалось ему, — да, все.
— Бам! — ударили снизу так, что его подбросило на крышке, рана тут же всплеснулась болью.
— Бам! Бам! Бам!
Водитель сидел в машине и глядел на пустую улицу заброшенной деревни. Опера, ушедшие вроде как ее осматривать, исчезли бесследно. Надо было вызывать подмогу, сообщать о случившемся, а он все ждал — вдруг они просто задержались, нашли какого-нибудь бомжика и беседуют с ним. Вся беда была в том, что он не знал, сколько проспал — час, пять минут, секунду. Если вот так, с бухты-барахты, объявить тревогу, по головке не погладят. А если действительно что-то случилось — тем хуже. Его спросят, почему он не позвал на помощь сразу, как только это (что? что же, черт подери?) произошло. Ах, вы спали? — он как наяву услышал голос своего начальника, сладкий, подлый, — спаааали… Он уж взялся за рацию, чтобы — черт с ним — поднимать тревогу, как дверь одного из домов распахнулась.
Водитель вздрогнул, скрипнув массивным задом по сиденью, подался вперед. Из серого дома с выбитыми окнами вышли две маленькие фигурки и, держась за руки, двинулись к нему. Дети.
Они выждали пять минут — дворник так и не появился. Машина неподвижно стояла на пригорке и не видно было, есть ли кто внутри. И будто бы ничего и не происходило, тишина стояла в деревне, но напряжение все сгущалось. И когда откуда-то стали доноситься еле слышные, приглушенные звуки ударов, они не выдержали. Дальше оставаться в неизвестности было невозможно.
План был составлен в минуту и к осуществление приступили тут же. Дети чин-чином вышли из дома; Артем, сжимая осу, выскочил в окно. Дети медленно двинулись по улице к машине. Артем крался следом в зарослях бурьяна, крапивы и одичавших яблонь. От густых запахов трав и земли у него щипало в носу. Глаза — вот уж невовремя — заслезились. Он, городской житель, и не подозревал, что у него есть аллергия.
Когда близнецы уже поднимались по склону, навстречу им из машины вылез пожилой толстяк с усталым лицом. Больше никого, кажется, не было, и Артем вздохнул с облегчением.
— Доброе утро, граждане, — несуразно поздоровался полицейский.
— Доброе, — сдержанно ответила Гипнос. Танатос молчал — видно, волновался.
Артем разглядывал мятую спину толстяка. Он весь был мятый: и серые форменные штаны, и толстый зад под ними, складками шла бесформенная черная кожанка, капельками пота поблескивал на солнце тоже мятый, складчатый затылок.
