Бару Корморан, предательница - страница 100
– Ясно. Отсфир следует моим советам, когда они его устраивают. Но прочие немало преуспели, повторив мои успехи и избежав моих ошибок. – Отвернувшись, он шагнул к краю ротонды и устремил взгляд к далекому лесу. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе стать чем-то большим, чем просто номинальный вождь. А что взамен?
– Я… – Уж кто-кто, а Лизаксу наверняка должен понимать, зачем ей контроль над деньгами! – Я выполню свою работу. Я гарантирую сохранность наших финансов.
– Что послужит общему благу…
Лес в этих местах был смешанный. Лизаксу наблюдал, как ветер обрывает полог умершей по осени листвы и несет ее на склоны гор. Бару уловила негромкий благодарный вздох.
– Но мы ведь торгуемся? – продолжал Лизаксу. – Не будет ли глупо с моей стороны оказывать тебе услугу без личной выгоды?
Бару схватила бы его за плечо и развернула бы к себе, если бы не его рост. Это только подчеркнуло бы разницу между ними, которая играла в его пользу.
– Если ты настаиваешь на том, чтобы искать в восстании личные выгоды, все мы вместе отправимся в Погреба. Тебя устраивает подобный финал?
Лизаксу оглянулся на нее через плечо – его глаза сузились над куньей накидкой и превратились в щели. Целые тучи листьев неслись по воздуху, вспугивая птиц.
– Мне нужен человек, который возвысился бы до понимания данного аргумента. Мне не хватает философа Лизаксу, движимого великими бескорыстными идеями. Он был в принципе неплохим… на свой лад. Однако он – и я остерегусь назвать его князем вслух, – да, именно он и довел свой народ до голода. Он видел, как его ученик и сосед – некультурный, своекорыстный, полуграмотный друг – разбогател и разжирел благодаря своему эгоизму. Вообрази себе, каково это – собственными руками воспитать человека только для того, чтобы он преуспел во всем, оставив тебя в стороне? И знать, что его люди процветают, а твои крестьяне плачут, поедая собственные рубища?
Ветер стих. Негромко, демонстрируя уважение к откровенности Лизаксу, Бару произнесла:
– Но может, твое воспитание пошло ему на пользу?
Кунья накидка обманула ее. На миг она увидела перед собой бешеного лиса с острыми, мудрыми, полыхающими яростью глазами. И она почувствовала все, что он мог бы сказать, – весь арсенал острых слов, напомнивших бы о том, что перед ней равный, чей ум не сбить с пути обманом и лестью.
Но в хитрости лиса была и доля сдержанности. Лизаксу не вспылил.
– Нет, – спокойно вымолвил он. – Настал и мой черед получить урок от Отсфира. Философией не накормить дочерей. А на общее благо не купить хлеба для моих крестьян.
Бару поежилась, но не опустила взгляд и вступила в торг.
– Я могу устроить так, чтобы часть денег незаметно исчезла. Сколько тебе нужно?
– Мне не нужны деньги. Мне нужно обещание – нет, лучше договор. – Оттолкнувшись ладонями от перил, он развернулся к ней – и снова что-то в полете ветра и листьев вызвало у Бару иллюзию, будто Лизаксу высвобождает из-под куньего меха человека или прячет под ним лиса. – Играй с остальными, как потребуется. Обведи вокруг пальца Унузекоме и Отсфира, поманив их мечтами о династии. Насыщай близнецов Зате кровью и ядом, дабы уберечь горло от их клыков. Я понимаю: революция – грязное дело, за все нужно платить… Но я – не разменная монета. Я – хозяин своего дома. Когда придет время платить по счетам – используй кого-нибудь другого.
Холодок пробежал вдоль ее спины, как призрачное обсидиановое лезвие. Лизаксу оказался проницателен.
– Об этом попросит каждый. Кто бы отказался?
– Им ты солжешь, чтобы удовлетворить их. Но не мне. – Он протянул ей руку. – Для меня это будет правдой.
Бару ответила на рукопожатие.
Лизаксу кивнул.
– Пора возвращаться, понаблюдать за Отсфиром, – сказал он. – А то Вультъяг его еще прикончит.
* * *
– Нет! – вырвалось у Бару, но голос ее тотчас зазвучал тише, повинуясь воле разума. – Нет…
– Стой! Нельзя! – рыкнула Тайн Ху, ухватив Бару за плечи, не давая ей броситься к карете.
Бару обмякла под ее хваткой и опустошенно посмотрела на заляпанный грязью экипаж. Лошади остановились у ворот замка над водопадом. Плотно занавешенные оконца, гнойно-желтый флаг над крышей и возницы в желтых куртках…
Да, «желтые куртки» были людьми, выжившими после морового поветрия – иммунными, невосприимчивыми к заразе. Флаг был еще старым, использовавшимся до вторжения Маскарада, но смысл его с тех пор не изменился: «мор». Какая-то ордвиннская болезнь, жестокий гибрид, рожденный в котле из кровных линий, скота, крыс и блох пяти цивилизаций.
К ним прибыл заразный пассажир.
– Поговорю с ним снаружи, – ровным тоном, с невольной, неуместной отчужденностью выдавила Бару. – Он услышит.
– Никому не приближаться! – Сапоги Тайн Ху глухо, влажно зачавкали в грязи. Обойдя Бару, она встала между ней и каретой. – От самого Пактимонта он ехал сюда, содержась в карантине. Одна блоха, один выдох изнутри – и конец. Зима вынуждает жить в скученности. Я переболела этим еще в детстве. Мои родители заразились тоже. И я стала княгиней очень рано.
– Тогда хоть записку, – умоляюще попросила Бару. – Палимпсест. На нас же перчатки. Позволь, я напишу ему.
Взгляд Тайн Ху смягчился.
– Записки – только через меня. У меня есть иммунитет.
– Да. Ты передашь мне ответ.
– Нет. Тебе ни к чему нельзя прикасаться! Карета тоже заразна.
– Тогда ты подержишь передо мной, а я прочту.
Злость, проложившая жесткие складки в уголках губ Тайн Ху, на миг уступила место чему-то теплому, но сразу же сменилась раздражением.
