Бару Корморан, предательница - страница 17
– Я слышал, губернатор Каттлсон предоставляет князьям едва ли не полную свободу действий, – ответил Мер Ло. – Однако мне известно, что истинная причина – в их безмерном взаимном уважении. Говорят, он часто совершает конные прогулки с князем Хейнгилем, Охотником на Оленей, и что они надеются совместно подыскать мужа-фалькрестийца для молодой госпожи Хейнгиль Ри.
– Трогательно, – протянула Бару, вновь уставившись на карту с пестрыми княжествами. – Вдобавок в Ордвинне полным-полно династий, держащихся старинных верований и ересей. Поэтому приходится назначать правоблюстителя, который, вероятно, не в состоянии уследить за поверьями и семейной жизнью каждого из местных крестьян. Значит, нынешнему правоблюстителю – а она женщина! – остается лишь махнуть на все рукой или заниматься своим делом весьма и весьма рьяно. Таким образом, либо она неэффективна и ее в грош не ставят, либо эффективна, но презираема народонаселением.
– Не могу сказать, презираема ли ее превосходительство Зате Ява…
– Не мямли, Мер Ло, – прервала его Бару. – Ты – мой секретарь. И я приказываю тебе быть со мной откровенным. Особенно когда я в чем-то ошибаюсь.
Он посмотрел на Бару, и его губы дрогнули в тщательно отработанной улыбке.
– Вы не ошибаетесь, – сказал он.
Откинувшись назад на скрипучем дубовом табурете, Бару таращилась на карту Ордвинна, но видела Тараноке. Две страны, настолько различные между собой, но парадоксально одинаковые…
– У князей нет иноземных торговых партнеров, кроме Маскарада, – заявила она, – и кроме других княжеств и долин. Поскольку нет у них и центрального банка, и общей валюты, они пользуются нашими имперскими фиатными билетами. Стоимость фиатных билетов зависит от внешней торговли и от политики Фиатного банка.
А торговля и Фиатный банк – в ее руках. В силу занимаемой должности имперского счетовода.
– Бесспорно, – подтвердил Мер Ло.
Тон его был столь же почтителен, но сжавшиеся губы и нервозность ясно говорили: он понимает, о чем она думает. В ее руках – не просто завязки кошелька правительства провинции. Управляя Фиатным банком, она контролирует экономическое процветание каждого из ордвиннских князей. И, в отличие от губернатора и правоблюстителя, она может держать князей в узде.
Если она сыграет в эту игру как порядочный гражданин Империи, то покажет себя единственным эффективным чиновником в рядах слабого правительства.
Если она сыграет в нее с умом, в собственных интересах, то станет самым влиятельным человеком в Ордвинне.
Она заставила Мер Ло подождать и опять забарабанила пальцами по дубовой столешнице, размышляя над целями и перспективами.
Бывали на свете царицы и помладше нее. А уж среди героев «Рогатого камня» и «Наставления к вольности» было множество юных (помладше Бару!), но сыгравших ключевые роли в Фалькрестской революции. Может, Кердин Фарьер решил проверить свою таранокийскую находку по высшему разряду? Вдруг он предоставил ей шанс?
Бару погрузилась в изучение карты. А Ордвинн был причудливым краем! Северные земли «лоскутного одеяла» славились лесными чащобами, в центре находилась россыпь вольных городов и поместий, расколовших эту часть Ордвинна, а на юге простирались хлебные поля побережья.
– Мер Ло, – заговорила Бару и провела пальцем по паутине княжеств. – Допустим, меня послали в Ордвинн, чтобы выполнить некую задачу – разрешить весьма серьезную проблему управления. Как по-твоему, в чем могла бы заключаться данная проблема? В убытках от непроизводительной издольщины? В княжеском долговом кризисе? Чем больна твоя родина?
– В Ордвинне есть обычай, постоянный и нерушимый, – можно сказать, краеугольный камень страны, кто бы ни управлял ею… – Мер Ло сделал паузу, и его пальцы замерли, повисли над картой, словно он пытался отвести руку Вару от огня. – Он называется «бунт».
* * *
Для подготовки у Бару оставалось еще целых семь недель. «Лаптиар» лягушкой скакал вдоль побережья, принимая на борт свежие фрукты и копченое мясо, доставляя по назначению пассажиров и почту. В море даже к капитанскому столу подавали на обед соленую рыбу и пиво. Пара врачей, уроженцев южной части Фалькреста, фанатично блюдущих доктрину инкрастической гигиены, регулярно подвергали команду бесцеремонным осмотрам. Дважды в день все, отбросив прочь стыд, мылись морской водой. Матросы с гиканьем и свистом швырялись мочалками, нимало не смущаясь своей или чужой наготы – совсем как тараноки. Какое-либо внимание к Бару проявляли лишь с практической точки зрения. Однажды женщина из морской пехоты поинтересовалась, как она тренируется, позже кто-то из матросов заметил, что с виду она ловка и опасна, как тигровая акула, и, наконец, боцман вызвал ее на состязание в лазании но канату (Бару проиграла, но ей понравилось).
– Прикройся! – шутили порой матросы-мужчины. – Идет охота на содомитов!
– А что делают с пойманными содомитами? – спросила Бару.
Все изумленно уставились на Бару.
– Каленым железом их, конечно, – сказал матрос. – Пш-шшш!
– Да вы, наверное, и дома такого насмотрелись, – проворчал его приятель.
Бару равнодушно пожала плечами. Она не собиралась демонстрировать им свою боль. «Наверное, именно так умер отец Сальм», – подумала она.
Когда «Лаптиар» добирался до очередного порта, Бару и Мер Ло сходили на берег. В такие часы Бару диктовала секретарю подробные заметки обо всем, что попадалось на глаза.
В городишке под названием Шанси, населенном поразительно светлокожими, общительными и приветливыми северянами, они посетили госпиталь, где содержались больные раком.
