Бару Корморан, предательница - страница 23
Толпа разом смолкла. Бару подумала о том, как выглядит со стороны в мертвенно-бледном платье, белой маске и длинных перчатках цвета вековечных снегов.
Тайн Ху усмехнулась из-под пальцев Бару.
– Вы и сами никогда не бывали в Фалькресте.
– Пока нет.
Тайн Ху склонила голову набок, прищурилась и приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но промолчала. Бару почувствовала внезапное возбуждение от ее ненакрашенных губ, от жгучих темных глаз, от ее прерывистого дыхания. Видя в толпе черный шелк судейских мантий Маскарада, она поняла, на что намекала Тайн Ху. «Иноземка, – будут судачить они, – из страны, известной определенными преступлениями…»
– Аккуратнее, – вполголоса произнесла княгиня Вультъяг. – Правоблюститель всегда начеку, а ее Погреба никогда не бывают полны до отказа.
– Мы с правоблюстителем – коллеги.
Тайн Ху широко улыбнулась.
Квартет музыкантов встрепенулся и заиграл пьесу для гобоя и щипковой лютни. Отпустив подбородок Тайн Ху, Бару сделала шаг назад. Ее сердце стучало как бешеное.
– Губернатор Каттлсон! – воскликнула она, предпочтя отступление катастрофе в руках Тайн Ху. – У вас есть соперник в верховой езде!
Скандализированные гости дружно рассмеялись. Каттлсон, раскрасневшийся от выпитого, громогласно заревел что-то об охоте, а Бару увидела, что Зате Ява ухмылялась из-под черной полумаски, обменявшись взглядами с Тайн Ху, а пиратский князь Унузекоме молча кивает какому-то бородачу.
И в этот момент, наблюдая за толпой гостей (а точнее, за фракциями и партиями, которые собрались в бальном зале), Бару осенило.
Она мысленно повторила древнюю надпись, вырезанную на надвратном камне: «Ордвинн не подчинить».
Из всех возможных хитросплетений интуиция Бару безошибочно выбрала самый опасный сценарий.
Бару мгновенно оценила политические маневры и интриги, основанные на географии и истории Ордвинна. Она вспомнила речи Кердина Фарьера, зловещее приветствие Зате Явы и другие мелкие, но важные детали.
Бунт не просто назревал. Он бушевал прямо здесь, среди князей, в самом сердце правительства провинции. У нее не было ни доказательств, ни улик, ни плана действий. Но бунт уже начался.
* * *
Гости разместились за длинным дубовым столом, который ломился от оленины, уток, щедро политой маслом тыквенной каши, золотистых караваев хлеба и кнедликов с начинкой из телятины. Бару неуклюже ковыряла палочками в своей тарелке: с такими яствами ее желудку никогда не доводилось встречаться! Ела она совсем мало, извиняясь перед сидевшим справа губернатором Каттлсоном и правоблюстителем Зате Явой, которая расположилась напротив Бару.
– Потребуется не меньше недели, чтобы вкусовые и пищеварительные органы привыкли к незнакомым приправам. Это научный факт!
И мысли ее были заняты отнюдь нс едой. «Бару Корморан? Подозреваю, никто не желает оказаться тем смельчаком, который сообщит ей об этом», – сказала Зате Ява. О чем?
О чем-то, связанном с прежним счетоводом?
Когда подали десерт и губернатор Каттлсон взревел, требуя еще вина, она задала свой вопрос.
– Что?! – выпучив глаза, заорал Каттлсон, как будто он собирался перекричать воображаемую бурю. – Вам далее не доложили?
– Странно, – заметила Зате Ява, твердой жилистой рукой наполняя бокал Каттлсона. Голос ее звучал безмятежно, слова текли неторопливо. – Следовало бы донести до нового имперского счетовода столь важные сведения.
– Но вы в полной безопасности! – заверил ее Каттлсон, подкрепив свое заявление ударом кулака по столу. – Под защитой морской пехоты и стен моего дома вас не достать никому! Не то что в этом портовом борделе, где работал Олонори. Его уже после случая с Танифель следовало перевести в другое место, но бедолага настаивал, что должен быть как можно ближе к торговым судам!
– Простите, – Бару почесала щеку там, где ее касался край маски, – но что случилось с Танифель и Олонори?
– Его превосходительство Су Олонори убили, – извиняющимся тоном произнесла Зате Ява и мило улыбнулась Бару: дескать, что же поделаешь, в такой глуши бывают мелкие нарушения в этикете. – Разрублен на части в собственной постели. Но вам нечего опасаться: отмщение было жестоким и безошибочным. А произошло все только из-за того, что его предшественница, ее превосходительство Фаре Танифель…
– …оказалась изменницей! – очередной удар кулака Каттлсона заставил вздрогнуть и зазвенеть всю посуду, вплоть до дальнего края стола. – Вконец разложившейся злокозненной шлюхой! Ява отдала ее под суд, и я велел утопить ее. Еще бы! Налоги, предназначенные Трону, утекали в леса – возможно, до самых северных границ и даже далее, в крысиные норы стахечи…
– Ясно, – проговорила Бару.
Теперь у нее на многое открылись глаза. Танифель, местная уроженка, переметнулась на сторону мятежников, за что и была казнена Маскарадом. Затем Олонори (ориатийское имя… вероятно, иноземец, а значит, человек, которого труднее подкупить) отказался примкнуть к заговорщикам и, конечно, был ими убит.
Но где Кердин Фарьер? Он ведь должен присутствовать на приеме!
В порту он говорил о местных трудностях. Наверняка он в курсе всех проблем.
Прежде ей никогда не доводилось пробовать вина.
– Правоблюститель, – беззаботно произнесла Бару, – мне, пожалуй, хватит и одного бокала.
Представители княжеств подходили приветствовать счетовода, маскируя свои ходатайства среди витиеватых здравиц и комплиментов.
