Бару Корморан, предательница - страница 97
Вот стахечи-лесоруб, говорящий по-иолински… Он отправился молить икари Девену о ниспослании любви своей супруги к хенджу на далеком севере, в холодных землях Лизаксу, где берберки-книжники выращивают каменщицу и изучают философию безбоязненной смерти.
А вот женщина-майя, возделывавшая оливы. Она частенько пела по-урунски о своих предках, великих воинах, о княгине Наяуру и множестве ее прекрасных любовников, о ее сыновьях и дочерях, которые будут княжить в свой черед. Сейчас она ноет о жестокой княгине Игуаке, чья зависть густа, точно гной.
Что между ними общего?
Смутные воспоминания о временах двадцатипятилетней давности, когда над вратами Пактимонта было написано «ОРДВИНН НЕ ПОДЧИНИТЬ», и уверенность в том, что они всегда могут прийти в Фиатный банк и получить золотую ссуду от некоей Бару Корморан… той самой, которая недавно победила в поединке губернатора Каттлсона.
Всего две вещи. Не считая, конечно, ненависти к Зате Яве.
Из крохотных фитильков восставшие и надеялись раздуть великий пожар.
И костер запылал. В вольном городе Хараероде, в сердцевине Внутренних Земель, разъяренная толпа схватила глашатая в фалькрестской маске, который читал на площади объявление Зате Явы, – и вырвала ему язык.
В княжестве Эребог, на самой дальней северо-западной окраине Ордвинна, при Яста Чекниада, отряд призрачно-бледных копейщиков и лучников застиг врасплох гарнизон Маскарада и вырезал его. Среди местных купцов и помещиков воцарилась паника – они решили, что княгиня Эребогская встала на сторону Бару Рыбачки и вскоре Маскарад явится но их кровь и злато. Ужас толкнул их на бунт против своей княгини. Два месяца потребовалось Эребог для подавления бунта, и это обошлось ей в такие денежные суммы, что она не сумела запастись провизией на зиму. Глиняная Бабка видела на своем долгом веку семь десятков зим. Она понимала, что последует дальше, – безумие, людоедство, гибель детей.
А восставшие соколом бросились на добычу. Лизаксу из-за леса прислал соседке весточку:
«Мой старый враг Эребог!
Ты научила меня хитрости. Ты жестоко наказывала меня за ошибки. Превыше всего на свете ценю я строгого учителя и лучше, чем кто бы то ни было, знаю я твою силу.
Время учебы прошло. Я желаю заключить с тобой союз.
Каттлсон тебя не спасет. А мы – можем организовать ссуду».
Ссуда… Золото с разграбленных фалькрестских галеонов. Предательское дело – безвозвратно связывающее ее с мятежниками. Но как было отказаться? Ее владения были очищены от ненадежных, и голодная зима стучалась в двери.
Эребог объявила себя на стороне восставших.
Получив известие о союзнике, Тайн Ху ворвалась в спальню Бару глубоко за полночь.
Ее волосы растрепались, а лицо раскраснелось от вина.
– Север наш!!! – издала она победный клич.
Бару сонно заморгала, садясь в постели.
– Эребог?
– Лизаксу купил ее! – Тайн Ху ухватила Бару за плечо, за затылок – веселой и яростной хваткой. – Молодец! Это все – твое золото!
Вот так четыре северных княжества собрались в лагере восставших. Они объединились в неприступной крепости лесов и скал, стерегущей все подходы к Зимним Гребням и давным-давно безмолвным стахечийским землям, которые раскинулись позади.
Тем временем на юге Маскарад готовил свой коварный ответ. Зате Олаке слал донесения из центра своей паутины, накрывшей Пактимонт.
«Князь Хейнгиль держал совет с Каттлсоном. Вдвоем они нашли решение проблемы беспорядков в столице. Оккупацию возглавили дружинники Хейнгиля, наполнив улицы ордвиннскими лицами, знакомыми стахечийскими веснушками и гордыми ту майянскими носами. Гарнизон Маскарада уступил им место и ушел на северо-восток, удерживать драгоценные поля и амбары покойного князя Радашича. Волнения не унялись – людей Хейнгиля приветствуют криками „Предатели!“ – но в отсутствие ненавистных стальных масок костру не хватает дровишек».
За пределами города силы Маскарада образовали огромную дугообразную оборонительную линию.
Западный фланг ее примыкал к морю близ Унане Найу, древней крепости ту майянских завоевателей. Далее линия тянулась на восток, огибая княжества Радашич и Хейнгиль и оставляя Пактимонт в безопасном центре полукруга, до западных границ княжества Унузекоме. Здесь Хейнгиль разместил отборную кавалерию, нацелив ее, подобно наконечнику стрелы, на Уэльтони и владения Унузекоме на заливных полях равнины Зирох.
Кордон Маскарада держал под контролем плодородные прибрежные поля Радашича и Хейнгиля. Это и было самым страшным оружием Каттлсона – копьем голода, брошенным на север.
Все гарнизоны, оставшиеся за кордоном, приказом губернатора были отозваны: они оставили Внутренние Земли и север.
Закрылись даже канцелярии социал-гигиенистов Зате Явы. Методичная и терпеливая оборонная стратегия Маскарада предоставила большую часть Ордвинна ее собственной участи.
«Что они творят? – недоумевал Отсфир в письме к Бару по финансовым делам, черкая посторонние вопросы на полях. – Почему не используют свои силы, дабы удержать Внутренние Земли? Игуаке с Наяуру могут причинить им немало бед, а Каттлсону, чтобы добраться до нас, придется идти через земли княгинь! Что они задумали?»
Бару ответила в стиле Зате Олаке: «Они разыгрывают „Сомнение предателя“. Дают колеблющимся князьям шанс поразмыслить, на чью сторону выгоднее встать».
Пока князья взвешивали все за и против, быстроходный «Сцильптер» (через два месяца после потери золотого конвоя) поднял якоря и устремился в Фалькрест с официальным донесением: «В федеральной провинции Ордвинн начался бунт».
