Лесничая - страница 20

Что ты здесь делаешь?

Кольм подошел ко мне в один из вечеров. Я не знала, что меня выдало: частые взгляды на Голый улей, скалу было видно отсюда, или он догадался, что что-то меня беспокоило. В общем, он заговорил со мной:

— Где мы, Мэй?

Я оглянулась на него.

— Где в пути?

— Нет, в горах.

— Мы в перешейке между двумя вершинами. Там гора Пелена, — я указала во мрак. — Вон там — Голый улей.

— Ты оттуда?

— Ох, — это так очевидно? — Да. Я жила в Лампириней семь лет, — я снова посмотрела на Голый улей. — Но да, оттуда моя семья.

— Они еще там?

Я смотрела на гору, черную в темнеющем небе. Если прищуриться, можно было подумать, что видно мерцание фонарей на склонах, озаряющих деревянные хижины во впадинах. Я подумала о своей сестре Сэре, которая куталась в марлю, выкуривая пчел дымом. Мейка — кузнец. Джол, барабанщик, пошел по стопам родителей. И Персэ. Милый Персэ мог сыграть мелодию слаще песен птиц на любом инструменте.

— Надеюсь, — сказала я.

— Ты их видела после изгнания?

Разговор набирал темпы. Я кашлянула.

— Нет. Первый год я приходила к границе леса и жгла большие костры. Тогда большая часть королевских скаутов была моими друзьями, и они приходили проверить, что за дым, и я передавала письма своей семье. Но Вандален узнал и приказал им прекратить это, — я смотрела на гору, щурясь. — Моя сестра была беременна, когда меня изгнали. Я хотела прийти домой на ее роды.

— Они с тобой попрощались?

Я покачала головой.

— Думаю, им сообщили, когда я пересекла границу леса.

— Мне жаль.

Я посмотрела на него, лицо скрывали сумерки. Кто-нибудь из моего народа, темнокожий и темноволосый, уже слился бы с темнотой, но золото его волос еще было видно в тусклом свете.

— Спасибо, — сказала я. Не знала, было ли меня слышно.

Я надеялась, что он услышал.

ГЛАВА 5

Земля вскоре стала резче, ее прерывали глубокие овраги, разрывающие лес. Эти трещины были скрыты кустами, были скользкими, а внизу были заросли рододендрона. Мы едва ползли, приходилось спускаться в эти овраги и подниматься по ним.

— Как же бесит, — сказал Арлен, мы отдыхали на дне очередного оврага перед подъемом по другой стороне. Он, как и все мы, был покрыт грязью от борьбы с рододендронами. — Их нельзя обойти?

— Через многие есть мосты, — сказала я, сверяясь с компасом. — Но использовать их рискованно, нас могут поймать. Так безопаснее. Никто не ходит по оврагам так, как мы, это слишком утомительно.

— Это точно.

Мы добрались до последнего оврага слишком поздно вечером, уже не хватало света дня, чтобы добраться до другой стороны. Мы с неохотой устроились на ночлег на камнях размером с дома, покрытых дюймовым слоем мха. Место было приятным, лучше многих, где мы ночевали с начала нашего подъема. Мы лежали на подушках из мха, передавали друг другу сыр и яблочную кожуру, смотрели, как небо становится розовым и золотым.

— Морской народ видит Свет в закате, да? — спросил Арлен, сложив руки за головой.

— Рассвет, — сказала я. — С берегов виден восток.

— О, верно. Рассвет.

Я повернула голову к нему.

— Вы жили три года у берега. Ты забыл?

Он пожал плечами.

— Наверное, я толком не замечал.

— Ты никогда не вставал так рано, — сказала Мона.

Он потянулся.

— Пожалуй, да, — желтый светлячок пролетел мимо нас, не желая ждать наступления тьмы для поиска пары. — Мы еще не увидели синих светлячков, Мэй.

— Не видели. Сложно понять, где они будут пролетать, кроме Лампириней.

— Ты сказала, что в них твой народ видит Свет, — сказала Мона. — Но разве они не бывают только летом? Что вы делаете остальную часть года?

— Мы видим его и в фосфоресцирующем свете, — сказала я. — Он появляется осенью. Так что мы видим его с ранней весны до первого снега. А зимой мы отвлекаемся на фестиваль Появления.

— Фестиваль…?

— Это из их истории, — сказал Кольм, пальцы были сцеплены на груди, он смотрел на небо. — Как наш Надводный пир.

— Ах, — улыбнулся Арлен. — Да. Полольщики мха.

— Не груби, Арлен, — возмутилась Мона.

— О, будто ты сама так ни разу не говорила, — он повернул голову ко мне. — Это история, в которой вы выкопались из земли?

— В какой-то степени, — я сверлила его взглядом. — Забавно, как мы умудрились придумать недельный фестиваль света из таких истоков.

Он зевнул.

— Расскажи. Все равно больше нечего делать.

О, он подкалывал меня.

— Нет, я не буду рассказывать, если ты собираешься просто насмехаться.

Кольм перевел взгляд с неба на меня.

— Я бы хотел услышать. Я только читал об этом в описаниях от других народов.

Я опустила голову, сжала пальцами мох. Кольм послушает. Он не будет смеяться. Я решила, что притворюсь, что рассказываю ему, а Арлена и Моны тут нет.

Появление лесного народа

— Жизнь началась глубоко в земле. Все было погребено в земле, тихое и неподвижное. Первые из нашего народа лежали среди других растений и животных, просто существовали в пустоте. Мы были тихим народом, боялись давящей земли и кромешной тьмы. Но мы были хрупкими и неумелыми, мы не знали, что за тьмой и тишиной что-то есть. Веками мы лежали во мраке.

Но другие существа были умнее нас. Они ощутили зов Света над нами, они искали путь из тьмы. Одно за другим, существа и растения использовали навыки и силу, что копилась в них, и оставляли нас позади.

Первым на притяжение Света ответил мох. Он выбрался из почвы, первое живое существо, выбравшееся из глубин. Он так поразился теплу солнца и сиянию луны, что просто сидел на вершинах гор, покрывая голую землю. После мха выбрались другие растения: травы, кусты, а потом и деревья, которые так хотели к Свету, что тянулись все выше и выше, чтобы достать его.