Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - страница 130

     Открыла глаза словно от толчка, с затекшими руками. Оказывается, я уснула, сидя за столом. Первый час ночи, а кровать пустует. Значит, Радик ушел и не стал меня будить. Куда он отправился? В комнату в общаге или к дяде в квартал невидящих? Утром зайду за парнишкой и потребую больше не сбегать без предупреждения.

     После того, как на автопилоте завершились приготовления ко сну, я включила телефон. Мэл так и не позвонил. Наверное, ждал, что отзовусь первой и признаю свою неправоту. Что это: воспитательный маневр или после размолвки ему так же плохо, как и мне?

     Покрутив "Приму" в руках, я выбрала на экране "моего Гошика", но не решилась нажать кнопочку с трубкой. Что скажу Мэлу? Радик ему не интересен, а меня сейчас волнует только парнишка.

     Телефон запиликал, и я ответила на вызов дрожащей рукой.

     - Привет, - сказал "мой Гошик" глухо, но ровно.

     - Привет.

     - Как ты?

     - Нормально. А ты?

     - Терпимо. Как пацан?

     Надо же, все-таки он спросил.

     - Поговорили, и Радик ушел.

     - Жди, сейчас приеду, - сообщил Мэл. Он не спрашивал, он утвердил.

     Приедет, и о чем мы будем говорить? О Радике? О том, что мои завтрашние планы связаны с ним, а не с Мэлом? Или разговоров не будет, а будет постель?

     Перед глазами встала сутулившаяся фигурка в окружении смеющихся лиц и показывающих пальцев. Мэл был там, он мог остановить. Подошел бы к белоглазому, врезал по мордасу и прекратил комедию. Почему он не сделал этого? Или причина в Радике? Будь на месте парнишки любой другой человек, неужели бы Мэл допустил унижение?

     Нет, не могу видеть его сейчас. Я кинусь в обвинения, Мэл опять не поймет сути упреков, и мы заново рассоримся.

     - Мэл... Егор... Давай встретимся завтра. Позвоню, как проснусь, ладно?

     Он помолчал. Наверное, осмысливал натянутую интонацию в словах.

     - Хорошо, - согласился. - До завтра. Спокойной ночи, Эва.

     - И тебе... Егор. Тебе тоже спокойной ночи.

     Тревожное чувство не исчезло даже во сне, и поэтому ставшее знакомым сновидение о чащобе не вызвало тех же ощущений, что прошлой ночью. Невидимый хозяин мгновенно появился поблизости, кружа за деревьями и призывая к игривости и флирту. Однако попытки оказались тщетными, и его хорошее настроение сменилось недоумением и растерянностью, вскоре растаявшими как дым. Бег превратился в погоню. В боку кололо, дыхание прерывалось, в глазах потемнело от недостатка кислорода, ноги заплетались, а хозяин методично и хладнокровно преследовал, дожидаясь, когда жертва упадет без сил. И я свалилась в какой-то овраг, полетев кубарем.

     Проснулась с болью в теле, когда за окном разгорался рассвет. Мышцы ломило, в горле пересохло. Пришлось выпить, наверное, половину чайника, прежде чем жажда утолилась. Беспричинная тревога не проходила. Суть её, пока неуловимая, давила, лишая спокойствия.

     Одевшись, я отправилась по сонному общежитию к Радику. Пришлось долго и упорно стучать, пока дверь не открыл его сосед в подштанниках до колен и с волосатой грудью.

     - А-а, - зевнул во весь рот, не став ругать за раннюю побудку, и пригласил: - Заходи, погреешь.

     - Где Радик? - спросила вместо приветствия.

     - Откуда мне знать? - почесал он грудь. - Со вчерашнего утра не видел. Так зайдешь?

     Я ринулась в швабровку. Куда мог пойти парнишка? К дяде! Конечно, куда же ему идти?

     Но руки уже натягивали сапоги и надевали шубку с шапкой, а ноги торопливо понесли к институту. Рассветные сумерки высветлили морозное безоблачное утро. Северный ветер, воришкой прокравшийся ночью в столицу, леденил лицо и руки.

     Тревога росла. Она наползала как грозовой фронт, заняв небо до горизонта, и опутывала спокойствие как щупальца спрута.

     "Зверей нашего вида мало"... Единицы. И хозяева ломают их, дрессируют, воспитывают, превращая в безвольных и покорных, потому что иначе в этом мире не выжить.

     Не выжить. Вот почему таких зверей мало. Кто не приспосабливается, тот не выживает.

     Ускорив шаги, я запнулась на повороте и едва не упала, но, не притормаживая, побежала дальше.

     Не выживают... Не выживают...

     Пусто на крыльце, и окна темны. Выдохнув с невольным облегчением, я заметила вдалеке две машины: одну - с красным крестом и вторую - черную, зловещую, а рядом несколько темных силуэтов. Кажется, среди них был Стопятнадцатый в пальто и знакомой шапочке-пилотке. Его монументальную фигуру не спутаешь ни с чьей другой.

     Пошатываясь, я побрела туда. Как слепая переставляла ногами и не верила. Мало ли почему люди собрались, может быть, у Монтеморта сердце прихватило, или голубь во сне упал с крыши и сломал лапку.

     - Пустите, - протолкалась между собравшимися, задев причитающую вахтершу.

     Знакомые лица... Хмурый Михаслав Алехандрович, Царица в роскошной шубе - бледна, но в целом хорошо выглядит... Морковка, мужчины в белых халатах... Мрачный Альрик, тип в полушубке задает вопросы Миарону Евгеньевичу и записывает в блокноте. Еще кто-то...

     Поникшая сгорбленная фигура архивариуса у распахнутого темного зева машины скорой помощи. Рядом тележка-каталка, на которой лежит накрытое голубой тканью тело. Ветер-проказник играючи отбросил край тонкого савана, обнажив ершик светлых волос.