Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - страница 233


     - Это мы еще поглядим, - ответила зловеще Баста. - Дайте только дожить до дня рождения.


     - Ой, боюсь, боюсь, - притворно испугался Мэл. - Трепещите, граждане! Разбегайтесь и прячьтесь! Ожидается великое пришествие грозы полей и огородов. А-а, нет, грозы банкетов и приемов.


     На пустой стоянке за воротами сиротливо мок синий "Эклипс" с номерами 1111. Дворники лениво сбрасывали дождевые струйки со стекла.


     - Не разговариваю с тобой три дня. Неделю! И вообще забудь, что я существую. Всегда знала, что от тебя не дождаться поддержки, - сказала Баста брату, складывая зонт, и мило улыбнулась мне: - Пока, Эва. Еще увидимся.


     Когда девушка уселась на заднее сиденье автомобиля, и тот вырулил на дорогу, я заметила вдалеке три фургона с тонированными стеклами. Мне стало не по себе. Поздний вечер, безлюдная улица и зловещие машины поодаль.


     - Журналисты, - пояснил Мэл, увидев направление взгляда. - Дежурят круглосуточно. Администрации пришлось разделить стоянку на две части. Видишь знак: "Только для учащихся и работников института"? Для всех прочих - на пятьдесят метров левее.


     - Нас сейчас фотографируют? - занервничала я.


     - И не только.


     Боковая дверь фургона отъехала в сторону, и из нее вывалились два человека с телекамерой.


     - Поспеши, - подтолкнул к калитке Мэл, в то время как репортеры бросились прямиком по лужам. Из соседнего фургона тоже выгрузились двое.


     - Эва Карловна! Эва Карловна! - закричал один из бегущих. - Ваше мнение о судебном процессе! Причины неприязни преподавателя!


     - Быстрее! - торопил Мэл, и мы заскочили за решетку. - Иди и не оглядывайся.


     Он тянул меня по аллее мимо понурых промокших ангелов. Лишь завернув за угол института, я смогла унять нервную дрожь. Крики журналистов, оставшихся у ворот, стихли.


     - Я думала, они ринутся следом.


     - Не посмеют. А если попытаются, то огребут по полной, - заверил Мэл.


     - И от них никак не избавиться?


     - Увы, никак. Ажиотаж стихнет, интерес ослабнет, но в покое всё равно не оставят. Поэтому многие предпочитают жить в закрытых охраняемых зонах, как твой отец или мой. Там можно не бояться, что тебя сфотографируют чихающей или нагишом в ванной.


     Подглядывание отвратительно. И ведь не спрятаться от чужой настырности. Наверняка на нас с Мэлом собрано предостаточно материалов и среди них немало скандальных кадров, но лишь благодаря тотальной цензуре они не появляются в прессе.


     Мысли побродили по тропинкам вокруг эпизода с нахальными репортерами и переключились на главный тракт - визит Басты. Ее рассказ о лицее задел мое самолюбие. Мэл должен был дать обязательство эрудированной висоратке, умеющей поддержать разговор и развлечь гостей во время семейного торжества. Она стала бы дорогим украшением любого дома из закрытой зоны - белой или алой. Неважно, какой. Снегурочку готовили к этой роли: прививали вкус в стиле и одежде, учили красиво гарцевать на лошади, учили изящно кушать за сервированным столом, учили тонкостям политеса, формам этикета и грациозным жестам, учили позировать для семейных картин и фотографий. А Мэл связался со мной, хотя я не умею и не знаю девяти десятых того, что преподают в лицее. Страшно. Опрофанюсь на каком-нибудь банкете, и меня засмеют. Заодно посмеются и над Мэлом, выбравшим необразованную девку с деревенскими манерами, и его статус провалится в тартарары.


     - Маська сказала что-то, не подумав, и ты расстроилась, - заметил Мэл, когда мы вернулись в общежитие.


     - Так, мелочи, - отмахнулась я.


     - Нет уж, говори. Иначе позвоню ей и вытрясу правду.


     Вот ведь шантажист.


     - Не надо. Пожалуйста! Баста не при чем. Просто... я плохо разбираюсь в истории искусств... И не знаю иностранные языки... И на пианино играю десять нот одним пальцем... И...


     - Зачем нам пианино? Выброси его куда подальше. Твои пальцы и без него творят чудеса, - прервал Мэл и, обняв меня, поцеловал. - И об искусстве... - снова поцеловал, - ...не раз поговорим... - подталкивая к кровати, целовал на ходу. - И о гибкости языка... И том, что женщина... - опрокинул на спину, - ...должна угождать всегда и во всем... Правильно?


     Он знал, как утешить и успокоить.


     Позже я спросила у Мэла, устроившись на его руке:


     - Баста, наверное, удивилась, что ты живешь в конуре. Она привыкла к большому дому.


     - Мне-то что с её удивления? - потянулся он, зевнув. - Главное, чтобы ты не считала так же.


     - Конечно, не считаю! Мне здесь очень нравится. Вот нисколечко не вру.


     - Вижу, - ответил Мэл, охотно приняв поцелуй, подтвердивший мои слова.


     - Она настроена решительно, - вернулась я пламенной речи его сестрицы о независимости. - Почему Баста не может самостоятельно посещать приемы и банкеты?


     - Потому. Она может выезжать в свет только с тем, кто отвечает за неё. Ну, или с тем, кто в скором времени даст ей обязательство.


     - Получается, это принуждение. Противно. Чтобы посетить Оперу, нужно всего-навсего найти мужа. Делов-то.


     - Не нравится, смотри балет по телевизору, - парировал Мэл. - Маська строит из себя революционерку, но, боюсь, отец приструнит её в два щелчка и уже через год найдет подходящего кандидата.


     - И ты не заступишься? - ужаснулась я. - А если это будет столетний старик? Или Синяя борода? Или...