Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - страница 246


    - Петя не такой! - возмутилась я. - Он не поступит подло.


    - Какой "такой"?- усмехнулся Мэл. - Люди меняются. Их меняют обстоятельства. Заставляют прогибаться.


    - Не верю!


    - Во-вторых, вы разговаривали с Рябушкиным за закрытой дверью. Наедине, - продолжил Мэл.


    - Неужели ты... - захолонуло меня возмущение. - К-как ты мог подумать?!


    - У Рябушкина мог быть диктофон. Или жучок. Он мог инсценировать что угодно, а потом передал бы видеозапись заинтересованным лицам.


    Я вознегодовала. Обвинения Мэла - абсурдные и беспочвенные. Петина прямолинейность никуда не делась, несмотря на смену имиджа. Чемпион пришел и, как умел, попросил замолвить на него слово. Он придумал повод с фотографиями не для того, чтобы снять меня на видео в домашних условиях и продать запись журналистам.


    - Ты не поняла, - повторил Мэл. - Речь не о конкретном Рябушкине. Он пришел без жучка, потому что разговор был щекотливым. Речь идет о любом другом человеке, который решил бы заработать. А ты, наивная и доверчивая, провалила экзамен.


    - Ну, знаешь! - дернулась я, порываясь встать, но он не позволил. - Значит, и Капа разгуливает с жучком по общежитию?


    - Чеманцев не разгуливает, - сказал жестко. - Но за чаек вдвоем ответит.


    - Мы пили чай - и больше ничего!


    - Папена, - перебросил он мою прядку за плечо. - Ты провинилась по самое не хочу. По уши. Тебе придется постараться, чтобы я передумал и оставил Чеманцева живым и относительно здоровым. Однажды вы уже пили чай - и больше ничего. А проснулись в одной кровати.


    - Это вышло случайно, - пробормотала я, сконфузившись. И градусы были покрепче.


    - И на будущее. На просьбы о помощи отвечай, что теперь я принимаю решения за тебя, - продолжал воспитывать Мэл.


    Представив огромную очередь просителей, растянувшуюся от общежития до ворот института, я ужаснулась.


    - Ты прав. Наверное, это выход.


    - С Рябушкиным я поговорю. Объясню, как устроен мир. Пообщаемся по-мужски. Не бойся, не покалечу, - усмехнулся он. - Он должен был обратиться ко мне, а подставил тебя. Надеюсь, не от трусости, а от незнания.


    - Почему важно, чтобы в личном деле не было приводов?


    - Потому что каждый привод снижает вероятность устройства на хорошо оплачиваемую работу. Чем больше арестов, тем неблагонадежнее человек. Ему не доверяют и опасаются. В конце концов, на высоких должностях в досье недопустимы отметки об арестах.


    - А у тебя были приводы? - прижалась я к Мэлу, забыв о его недавней ершистости.


    - Плохого же ты мнения обо мне, - проворчал он.


    Мэл категорически порвал фотографии с приема и вдобавок подпалил их igni candi*. От спонтанного костерка потянулся вонючий дымок. Я поспешно затворила дверь в комнату и открыла на кухне окно для проветривания.


    - Обязательно жечь? Почему бы просто не выбросить?


    - Потому что, - ответил Мэл. Закрутил пальцами воздушный смерчик и направил к окну, чтобы вместе с aireа candi* вытянулись на улицу остатки неприятного запаха. - У меня уже изжога на Рябушкина. Не усугубляй.


    Я извлекла часть вещей из коробок.


    Мэл глянул мельком на плафон, и его равнодушие кольнуло обидой. Ну, и пусть ему не нравятся вырезанные фигурки. Главное, что нравятся мне.


    Рулончик с карандашным портретом, дожидаясь подходящей рамки, занял место в тумбочке. По сравнению с калекой, оставшейся в швабровке, красавица с четвертого этажа не кособочилась и плотно закрывалась, а внутри имелись в достаточном количестве полки и ящики.


    После того, как в будущем Капы на неопределенный срок засияло солнце, и отступила угроза членовредительства, Мэл лениво поинтересовался:


    - Представь, что у тебя появилась возможность убрать отметку о приводе из личного дела Рябушкина. Ты помогла бы?


    - Не знаю, - растерялась я. - Дай подумать.


    Я думала, думала. Чуть мозги не вывихнула. Странная штука совесть. В ответственный момент маленькую шестеренку намертво заклинивает, и выясняется, что сложный механизм проще выбросить, заменив новым, нежели чинить долго и безнадежно.


    - Да, помогла бы, будь помощь честной. Например, аннулирование привода в обмен на уборку улиц или волонтёрство в госпитале для жертв вис-воздействий. Не смейся! - воскликнула, заметив улыбку Мэла. - А чтобы стереть строчку из досье баш на баш, по принципу "свои люди, сочтемся"... Нет, так не хочу.


    - Волонтёрство - это актуально. Если учесть причину, по которой Рябушкин попал в отделение, - усмехнулся Мэл.


    - Да ведь и ты мог попасть! Но не у всех отцы - начальники ДП*, - разгорячилась я.


    - Всё, Эвка, закругляйся, - посмурнел он. - Утомил меня Рябушкин. Много чести трепаться о нем.


    Сам же вернулся к заезженной теме и заставил меня заняться самокопанием, а теперь выговаривает.


    И пусть Мэл сделал вид, что отрубился через пять минут, я знала, что он долго лежал, уставившись в потолок, прежде чем закрыл глаза. Потому что тоже не могла уснуть.



    На следующий день справочникам-сироткам предстояло вернуться на библиотечный стеллаж. Я перетрусила при входе в институт, испугавшись, что Монтеморт впал в глобальную амнезию и не узнает подельницу - честную-пречестную и всегда возвращающую экспроприированное имущество. Мэл недоумевал, видя мою нервозность.