Просёлочные дороги - страница 69
— Роза? — не поверила Люцина. — Из семян?
— Роза! Из семян! Я тут ни при чем! У меня не получилось, а у него выросла. У этого миллионера остались дочь и сын от первого брака. Сам он тяжко болен, скоро умрёт, а эта шшш… змея подколодная наверняка собирается перевести на себя все капиталы. А я их знаю, такие симпатичные…
— Так значит, муж Эдиты известный садовод-любитель? — уточнила я.
— Какой там садовод! Он известный торговец драгоценными камнями и ювелирными изделиями, но с тех пор, как разбогател, больше времени уделяет своему хобби. А состояние составил на торговле.
— Не тот ли это ювелир, который подделал твоё кольцо? — поинтересовалась тётя Ядя.
— Что ты! Тот мелкая сошка, а этот миллионер! Известный на всю Канаду! Свои дела он ведёт честно, его фирма славится на весь мир.
— А теперь помолчите, — потребовала я. — Дайте подумать. Кажется, кое-что проясняется. Вот только не могу понять, зачем она приехала в Польшу. Может, все-таки этот её Доробек умер и ей потребовалось получить свидетельство о смерти?
— Доробек жив! — заявила тётя Ядя с совершенно ей несвойственным темпераментом. — И даже, если бы умер, сомневаюсь, что Эдита захотела бы получить свидетельство о его смерти. И вообще сомневаюсь, что ей вздумалось приезжать к нему.
— Почему сомневаешься?
— Потому что у них во время войны были… крупные неприятности! Я точно не знаю какие, но помню — были. И у него, и у неё. У него, кажется, больше.
Я взглянула на Марека. Изучив внимательно открытку, он вернулся к прерванному занятию. Я не сомневалась — для него все стало ясным. Если уж в моей голове кое-что прояснилось…
— Скажи что-нибудь! — потребовала я. — Что сидишь, будто тебя тут, и вовсе нет!
— Вот именно! — подхватила Тереса. — Что это все значит?
— Мне бы хотелось узнать, кто сейчас живёт в Тоньче, — сказал Марек, по своему обыкновению избегая отвечать на прямой вопрос. — Кто-нибудь из ваших родственников?
— Марыська! — ответила мамуля. — Весь июль там живёт, у неё отпуск. Но живут они не в доме наших предков, а в фургоне, который поставили во дворе. В доме, кажется, сейчас никто не живёт.
— А кому он сейчас принадлежит?
— Наследникам дяди Витольда. Их восемь штук, и они никак не могут разделить наследство. Поэтому Марыська и живёт в фургоне.
Похоже, Марек понимал, о чем мамуля говорила, а вот Лилька не поняла и потребовала разъяснений, какой такой фургон и почему Марыська не может жить нормально в доме. Мамуля охотно объяснила:
— Марыська с Хенриком купили вагончик, в котором обычно живут строительные рабочие. Знаете, такой барак на колёсах? Оборудовали его и теперь всегда проводят в нем отпуска. В доме жить нельзя, говорят, вот-вот обрушится, того и гляди крыша завалится. Вагончик поставили поблизости, в поле под деревьями. У Хенрика золотые руки, он бы давно отремонтировал дом, но вот наследники дяди Витольда… Их восемь человек, давно по свету разъехались, связи не поддерживают, перессоренные все страшно и знай только следят друг за дружкой, как бы кто-то не отхватил себе что из наследства. Марыська — добрейшая душа, сколько раз пыталась с ними договориться — все без толку. Вот и приходится жить в фургоне, а дом ветшает. Она сама мне все это рассказала.
— Марыська?
— Марыська. Хенрик тоже рассказывал, но он выражается осторожнее, ведь это не его родные, а её. То есть наши.
— А с каких пор усадьба перешла наследникам дяди Витольда? — спросил Марек.
— А сразу же после смерти нашей бабушки, — вздохнула мамуля. — Ещё до войны.
— Ну что ты глупости говоришь! — рассердилась Люцина. — Не после смерти бабушки, а после смерти дядюшки Витольда. Бабушка умерла в тридцать восьмом году и оставила все дяде Витольду. А уже после него все перешло к этим наследникам.
Какие-то смутные детские воспоминания пронеслись в голове, и мне тоже захотелось кое-что уточнить.
— А когда умер дядя Витольд? В войну он был ещё жив, помню, раз даже приезжал к нам. Хотя, может, приезжал и не раз, но я запомнила только один его приезд. Он меня ещё катал тогда на велосипеде, и мы раздавили курицу. С тех пор во мне навсегда осталась боязнь раздавить курицу, когда веду машину.
— Странно, — удивилась Лилька. — Для машины куры ведь не так опасны, как для велосипедов.
— Да если бы я даже на танке ездила, все равно объезжала бы их…
Мамуля сказала:
— Дядя Витольд умер в сорок четвёртом году.
Всеми наследственными формальностями наверняка занимались уже после войны. Дядя Витольд давно болел и за домом не следил, так что разрушаться он начал ещё при его жизни.
— А зная наследников дядюшки, можно было заранее предсказать, что при них и вовсе разрушится, — заметила Люцина. — Они перегрызлись друг с другом ещё при живом отце. Не знаю, зачем нам все это вспоминать.
Я опять взглянула на Марека. Он скрёб очередного карпа так самозабвенно, словно участвовал в конкурсе «Кто больше начистит рыбы», главный приз которого — миллион долларов золотом, а всех, кто займёт места ниже третьего, сошлют на галеры. Созревшая у меня в голове неясная концепция обрела более чёткие очертания, хотя до конца и не прояснилась.
— Наверняка со всем этим как-то связана панна Эдита. Не случайно же на той карте была Тоньча… Она могла знать наследников дяди Витольда? Могла знать, что он умер, а наследство переходит к ним?
— Не знаю, после войны я уже с ней не водилась. Думаю, могла, потому что прекрасно была в курсе всех дел нашего семейства, — недовольно ответила Тереса. И, обращаясь к сёстрам, добавила:
