Безумный магазинчик - страница 82

Со шприцем в руке к ней приближалась медсестра. Девушка поморщилась от боли, когда игла вонзилась ей в руку.

«Сейчас. Сейчас я встану и пойду к нему, — думала она. — Почему так слипаются глаза? Наверное, от слабости. Надо просто собраться с силами и встать. И тогда я пойду к нему. Он наверняка страшно беспокоится. Он же не знает, где я».

— Заснула, — сказал врач, глядя на бледное запрокинутое лицо Марины.

Палатки на месте не оказалось.

«Не может быть, — подумала Марина. — Этого просто не может быть. Наверное, я ошиблась местом».

Она растерянно огляделась вокруг, надеясь, что страшное заблуждение рассеется. Нет. Ошибки быть не могло. Те же сосны, тот же узкий проход в скалах, угли костра, в котором они запекали картошку всего несколько дней назад. Он уехал. Как же он мог уехать, не увидевшись с ней, не сказав ей ни слова, не отыскав ее?

Неожиданно Марина поняла, что не знает ничего о своем возлюбленном — совершенно ничего. Ни имени, ни домашнего адреса, ни даже города, в котором он живет. Играя в волшебную сказку, она совсем забыла о грубой прозе жизни. Ей было так хорошо, что хотелось вообще позабыть о существовании внешнего мира. Уединившись в волшебном ущелье со своим сказочным принцем Синдбадом, Марина не хотела нарушать иллюзию их земного рая разговорами о родителях, учебе, планах на будущее. Зачем? У них впереди была вся жизнь, чтобы обсудить эти прозаические вопросы.

Все еще не веря в реальность происходящего, Марина принялась поспешно обшаривать землю, расщелины в скалах в поисках записки, которую Синдбад непременно должен был оставить ей. Он не мог просто так взять и исчезнуть после всего, что произошло между ними. Они были связаны навек узами чувств, которые невозможно было разорвать. Он уехал, потому что случилось что-то непредвиденное, но он наверняка оставил ей письмо. Просто его сдул ветер, или какой-то зверек утащил его, чтобы сделать подстилку для своей норы.

Обагрив небо кровавой дымкой, солнце закатилось за горный хребет. Захлебываясь солью слез, Марина, не чувствуя боли, ползала в темноте на коленях по колючкам и острым камешкам и ободранными до крови руками лихорадочно шарила по земле, пытаясь нащупать записку, которую оставил ей ее сказочный принц.

Женька Биомицин удачно совмещал профессии грузчика и лоточника. Готовясь отправиться на точку, он бодро загружал в грузовик ящики с товарами.

— Крекеры не трогай, — на всякий случай напомнил Андреич. — В них гранаты.

— Не беспокойся, я помню, — отмахнулся Биомицин.

Эпопея с гранатами длилась уже две недели. Отправляясь на очередную разборку с конкурентами, Глеб, опасаясь милицейских проверок на дорогах, закопал гранаты в здоровенный ящик, наполненный крекерами, а ящик задвинул в самый дальний угол грузовика.

Прибыв на место разборки Бычков пошарил в печенье, но гранат не обнаружил, а, поскольку время поджимало, махнул на них рукой, решив обойтись кулаками и пистолетом.

С тех пор то Глеб, то учредители, то лоточники время от времени наудачу лениво шарили в печенье, но гранаты как в воду канули. Привыкшие к подобным необъяснимым явлениям работники апокалиптического магазинчика отнеслись к ситуации философски, но везти взрывоопасные крекеры на лотки не решались.

— Можно тебя на пару слов? — Бычков пальцем поманил к себе Биомицина.

Заинтригованный Женька последовал за Глебом в дальний угол двора, где никто не мог услышать их разговор.

— Так ты следил или не следил за тем, как Гляделкин на венике вокруг магазина прыгает? — в лоб поинтересовался продавец.

— Да не следил я за ним, делать мне больше нечего! — возмутился Биомицин. — Я же еще вчера об этом сказал.

— Сказать-то ты сказал, да только я тебе не поверил. Вид у тебя был какой-то вороватый, и глаза бегали.

— Скажешь тоже — глаза бегали, — обиделся Женька. — У меня даже алиби на ту ночь есть. Железное.

— Железных алиби не бывает, — усмехнулся Глеб.

— У других, может, и не бывает, а у меня есть. Мне в полночь Регинка позвонила. Ты же знаешь, на нее в полнолуние вечно тоска накатывает. А тут вдобавок полнолуние пришлось на годовщину смерти ее волнистого попугайчика. Выпила она с горя, а потом мне позвонила. Так вот мы с Регинкой часа полтора хором по телефону песни пели. Сначала «Бандитскую столицу», потом «Воровской закон», потом про шалаву, про конвой, про шмон, про вертухая, про Магадан…

— Хватит, — махнул рукой Глеб.

Любимый репертуар директора он знал наизусть. В детстве Костина занималась в хоровом кружке и с тех пор испытывала нездоровую тягу к коллективному пению. Голос у нее бы приятный — низкий, глубокий, и работникам магазина нравилось, сидя за накрытым столом и в удовольствие потягивая водочку, распевать с директором задушевные бандитские песни.

К сожалению, застольными песнями Регина не ограничивалась. Пару раз в неделю, почему-то обязательно среди ночи на нее накатывало неутолимое желание отвести душу. Открыв наугад записную книжку, Костина набирала номер первого попавшегося сотрудника и предлагала ему спеть хором по телефону. Работники магазина не могли ответить начальству отказом, кроме того, все любили добродушную и отзывчивую Регинку и с удовольствием составляли с ней дуэт.

— Да, алиби у тебя действительно железобетонное, — согласился Бычков.

— Я же говорил, — пожал плечами Биомицин. — Что я, вольтанутый — по ночам в засаде у магазина с камерой сидеть.

— Ладно, иди, работай, — отпустил его Глеб.

Колюня без особой надежды в очередной раз нажал на дверной звонок.