Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - страница 84
— А некоторые украшают и иллюстрируют манускрипты, — она чуть улыбнулась Эмме, — «extra muros». Да, неужели королева не слышала о Винчестерской Школе Ремесел?
— О, я знаю, что именно здесь иллюстрируются самые красивые манускрипты, — простонала Эмма, — но я успела увидеть лишь малую толику. Не поможешь ли ты мне, матушка Сигрид?
* * *
И стало так: сестра Эдит сделалась ищейкой королевы Эммы в ее охоте за документами, ее библиотекой и памятью. Лишь когда пол Эдит являл собой препятствие — женщин не пускали в тайники мужских обителей, Эмме приходилось прибегать к помощи мужчин.
Эдит было за тридцать, и ее отличал удивительный для обитательницы монастыря трезвый ум, свободный от иллюзий, — по крайней мере, на взгляд Эммы. Женщины мигом поняли друг друга. Откровенный ответ сестры Эдит на первый же вопрос королевы положил начало их дружбе.
— Ты ведь наречена в честь святой Эдит?
— Когда бы знать… — В ответ, как и подобает, монахиня смиренно потупилась. — А знает ли леди Эмма, кем была сия благочестивая женщина, ставшая самой почитаемой в народе святой?
Нет, Эмме это неизвестно. И Эдит поведала, что король Эдгар, отец нынешнего короля, весьма плотно занимался монахинями. Одна из оных родила ему дочь, и этот плод любви был — святая Эдит.
Эмма тихонько присвистнула.
— Так это было совсем недавно?
— Ну да — она умерла менее двадцати лет тому назад. Аббатисой в Уилтоне. Так что королева может убедиться, что святым тут у нас сделаться недолго. То же можно сказать и о кровном брате Эдит, Эдварде, негодяе, убитом у порога своей мачехи. Теперь у его могилы в Шафтсбери творятся знамения и чудеса. Но простите меня — я говорю о веревке в доме повешенного. Овца беспамятная…
Эмма рассмеялась, ответив, что ее это ничуть не задевает.
— Отвечу, как один старик, который, овдовев, говорил в ответ на соболезнования: «Да бросьте вы, я ей даже не родственник!»
Эмма радовалась, что теперь ей будет с кем поговорить. Адель, привезенная из Руана, оказалась настолько переполнена значительностью нового Эмминого статуса, что в наперсницы уже не годилась, к тому же француженка не знала Англии, да и не стремилась узнать. Гуннхильд под каким-то благовидным предлогом удалили от Эммы и держали под почетным домашним арестом в одной из башен королевского замка Ройал-Касл. Грустно, но что поделаешь? Эмма время от времени могла теперь видеться с Гуннхильд, но всегда под надзором, понять смысл коего казалось невозможно: ни один из надзирателей не знал языка, на котором беседовали подруги.
Да, Ройал-Касл: вот еще одна достопримечательность Винчестера. «Королевский замок» высился на другом конце города, сжатым кулаком вздымался он над юго-западной стеной, но никто из королевской семьи там не жил. Оттуда Англией правили. Там король принимал иностранных послов. Там же размещали гостей, а подчас и пленников; некоторых позже запирали в тесные камеры подземелья, откуда уже не выпускали. Сквозь оконца над самой мостовой доносились их стоны, и милосердные прохожие время от времени опускали туда кое-что из еды.
Замок кишмя кишел служивыми людьми, просителями, сборщиками податей, королевскими советниками и льстецами, истцами и ответчиками на самых разных языках — всеми теми, кому и положено обретаться в подобном месте. Там помещался также и главный королевский архивариус, которого Эмма довела до тихого помешательства бесчисленными вопросами о самых разных документах. Тут королева обходилась без помощи Эдит, используя собственную власть, доставшуюся ей по праву рождения и брака. В таких случаях Эдит лишь намекала государыне, на что именно следует обратить внимание.
Однажды, когда, пробравшись через завалы в тесной архивной каморке, Эмма стояла на корточках, перелистывая лежащие на полу фолианты, она услыхала, как кто-то вошел и запер за собой дверь. Скорее раздраженно, нежели испуганно она оглянулась: позади нее стоял король. Не говоря ни слова, он задрал ей тунику, заголив спину и бедра, пару раз погладил и немедля овладел ею. После чего одернул тунику и покинул каморку, не сказав ни слова.
Так и вышло: когда человек и вправду захочет, он найдет местечко и в переполненном замке!
Покуда королевское семя стекало по ее ногам и Эмма подумывала, уж не обтереть ли его каким-нибудь столетней давности документом, в душе ее противоборствовали протест и ощущение, что переживание оказалось все же скорее приятным. Не так, как в тот первый раз, корда она соблазнила Его Величество. Тогда ее распалил его полный вожделения взгляд. Ей не понадобилось самой готовиться, прибегая к присоветованным Гуннор уловкам, и о девственности, утраты которой Эмма особенно опасалась, она вспомнила уже задним числом. И в следующие разы она тоже оказывалась готова — или успевала подготовиться: королю явно понравилось ее сокровище, и он приходил еще и еще или призывал ее к себе.
А на этот раз ее застали врасплох. Стоя на четвереньках, задыхаясь под собственными юбками, она даже не имела возможности дотронуться до собственного лона. Но хватило и торопливых ласк короля: его естество причинило ей боль, но боль длилась недолго. Значит, ее лоно отзывчиво — и это хорошо.
Но оставалось чувство унижения. Ни одного ласкового слова — ни до, ни после. Желал ли он продемонстрировать свою власть над нею? С тем же основанием можно сказать, что это у нее самой такая власть над королем, которой тот не в силах противиться. Тогда, возможно, его действия объясняются желанием наказать ее за эту власть?
