СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО - страница 20
Советник покачал головой и с невозмутимым лицом пошел в приемную комнату, чтобы присутствовать при переговорах.
Китайский посол Тао-ди, брат императора, сидел на ковровой подушке и, прихлебывая вино, говорил шаньюю:
- Сын Неба, мой и твой брат, не желает больше кровопролития. В знак уважения и дружбы он посылает тебе полный набор музыкальных инструментов и восемьдесят музыкантов к ним, а также десять кусков пунцовых тканей и шестьдесят разноцветного шелка. Прими этот дар, шаньюй, и пусть наши послы за время перемирия договорятся между собою о вечном мире. Сын Неба поручил мне сказать, что он согласен на любые разумные требования...
Ильменгир мягкими шагами подошел к шаньюю и стал шептать на ухо по-тюркски:
- Не подавай виду, шаньюй, если моя новость удивит тебя. В тылу у нас отряд китайцев. Обозы отрезаны. Я должен был предупредить тебя, чтобы ты знал, как вести себя с Тао-ди. Скажи ему будто вскользь, что отряд их уже уничтожен...
Шаньюй выслушал все это с каменным лицом и небрежно, словно речь шла о чем-то постороннем, сказал:
- Для пустяков ты мог бы выбрать и другое время. - И он снова повернулся к Тао-ди: - Меня радует, что мой брат наконец-то взялся за ум. Но где доказательства?
- Какие доказательства? - удивился Тао-ди.
- Где доказательства того, что император не использует перемирие во вред мне? Думается, передышка нужна ему, чтобы собраться с силами.
Тао-ди даже приподнялся на подушке:
- Ваше величество, но мой брат действительно не хочет войны!
- Та-ак. Не хочет... - В голосе шаньюя прозвучала насмешка: - Поэтому-то он сюда посылает тебя, а сам тем временем готовит удар в спину?
Тао-ди испуганно заморгал, на лысине его выступили крупные капли пота, а ковыльные усы поникли: он вдруг вспомнил об участи императорского посла Го Ги.
- Не гневайся, величайший, - почти раболепно заговорил он. - Отряд Ли Лина был послан в тыл еще до начала войны. Да и могут ли повредить твоей непобедимой армии какие-то жалкие пять тысяч?
Шаньюй и Ильменгир переглянулись.
- Повредить они не могли и уже не смогут. Отряд Ли Лина разгромлен, - сказал советник.
Эти слова произвели на Тао-ди совершенно неожиданное впечатление: его лицо осветилось мстительной радостью.
Шаньюй поднялся.
- Я отпускаю тебя, - сказал он Тао-ди. - Ступай к писцу и заготовь договор. А императору на словах передашь: я нарушу перемирие сразу же, как только Сын Неба предпримет хоть один шаг против меня. Тогда я буду штурмовать крепость и не оставлю там ни одной живой души.
Посол, пятясь, исчез за пологом, благословляя судьбу за то, что он уносит ноги живым и невредимым.
Оставшись одни, шаньюй и Ильменгир посмотрели друг другу в глаза. Они понимали все без слов.
- Если позволишь, шаньюй, я выступлю против Ли Лина сам. Это очень опытный военачальник, - сказал Ильменгир.
- Сколько тебе надо войска?
- Чем больше будет перевес, тем меньше людей мы потеряем. На помощь Ли Лину никто не придет. С сегодняшнего дня его будут считать мертвым.
В ответ шаньюй засмеялся коротким хриплым смешком, похожим скорее на кашель. Потом он потрепал советника по плечу:
- Старая хитрая куница! Бери все, что тебе нужно, и отправляйся в путь. Если удастся, возьми этого полководца живым...
- Через два часа, когда уже пала темнота, на Сеньгинскую дорогу стали одна за другой выступать хуннуские сотни. Никто в стане не знал, зачем они возвращаются в тыл. Оставшиеся в душе радовались этому: завтра при грабеже окрестных селений каждому из них перепадет больше добра...[50]
* * *
О приближении врагов Ли Лину сообщили заблаговременно. Первым их заметил пикет, выставленный на высокой скале у самого устья Сеньгинского ущелья. По предварительным сведениям, хунну в несколько раз превосходили численностью китайский отряд. Ли Лина это не испугало. Он подумал только, что многое бы дал, чтобы узнать исход сражения между императором и шаньюем. Если это бегут остатки разгромленной орды, то нужно продержаться совсем немного - от силы сутки, -и тогда на выручку подоспеет князь Ли Гуан-ли. А если битвы еще не было, ну что ж, остается одно: выполнить свой долг до конца и умереть с оружием в руках. Ли Лин был солдат, и уступать дорогу он не собирался.
Он приказал войску развернуться спиной к реке и соорудить из обозных кибиток внешнее ограждение лагеря. Против конницы оно будет на первое время отличной защитой и укрытием.
К Ли Лину подошел его ординарец Сыма Гай. Вид у юноши был недоуменный и растерянный.
- Ты хотел что-то узнать? - спросил его Ли Лин.
- Да, господин. Мне непонятно, почему вы расположили отряд таким странным образом. Ведь в «Законах войны» сказано: «Горы и скалы должны быть позади справа, реки и озера - впереди слева». Вы же, наоборот, приказали расположиться спиной к реке.
Ли Лин с ласковой усмешкой посмотрел на юношу.
- Это место в «Законах» ты продумал не до конца, Гай, - помолчав, сказал он. -- Разве там не говорится: «Заведи войско в место смерти, и оно выстоит. Брось его в место гибели, и оно будет жить»[51]. Я не могу успокоить солдат в виду столь многочисленного неприятеля. Поэтому я завел войско в место смерти, где каждый будет сражаться за свою жизнь. А поставь я его туда, откуда можно спастись бегством, - оно побежит.
Когда в лагере были закончены последние приготовления, появился передовой вражеский дозор... Не подъезжая близко, хунну остановились на холме и принялись что-то обсуждать. Среди них ярко-алым пятном плаща выделялся всадник в железном шлеме - очевидно, военачальник или даже сам шаньюй. По его знаку один из воинов поднял над головой бунчук и, размахивая им, медленно поехал к китайскому стану.
