Капитан Петко-воевода - страница 12
Что же касается Хакы-бея, то у него было еще больше причин желать гибели Петко. Во-первых, бесчисленные его батраки из окрестных болгарских сел, рассчитывая на заступничество гайдуков, держались, на взгляд бея, чересчур дерзко и не сгибали спины достаточно низко, как того хотелось спесивому турку. Во-вторых, Хакы-бей надеялся, что поимкой гайдука, доставлявшего столько забот властям, он заслужит большие привилегии, возьмет верх над своими соседями и соперниками. Не последнюю роль играли тут и самолюбие и религиозный фанатизм мусульманина, уязвленные постоянными победами гайдуцкого оружия. А сверх всего прочего была у него причина совсем личного свойства: Петко потребовал, чтобы Хакы-бей поставил отряду сорок пар царвулей, определенное количество табаку, ракии и многое другое. Это служило туркам предостережением — мол, не слишком притесняйте беззащитную райю и не пытайтесь противиться гайдуцкой воле. Хакы-бей не отказался послать в лес требуемые дары, но медлил, откладывал со дня на день, а тем временем с помощью своего управляющего строил, обдумывал планы, как поймать и обезвредить Петко.
Все это Петко узнал уже после своей неравной схватки с черкесами, и его охватило желание расплатиться с Хакы-беем той же монетой. Товарищи уговаривали воеводу не распускать отряд и немедленно отомстить, но Петко решил набраться терпения, выждать удобный момент и обрушить свой удар там и тогда, где и когда это лучше всего можно будет сделать.
Весть о ловушке, устроенной Петко, разнеслась по всей округе. Чтобы объяснить свое поражение, черкесы распустили слух, будто Петко заговоренный, что его не берет пуля, и фантастический этот слух до самого конца существования гайдуцкого отряда почитался всеми истинной правдой, хотя на теле воеводы было более десяти ран.
Народ, разумеется, ликовал, что «Петух», как тоже называли Петко-воеводу, разогнал кровожадных черкесов. Что же касается Хакы-бея, то неожиданный провал замысла чрезвычайно обеспокоил и устрашил его. Хорошо зная нрав Петко, бей с полным основанием ждал, что гайдук рано или поздно с ним расквитается, и хотя воеводы пока не было ни видно, ни слышно, именно в этой зловещей тишине, думал турок, и грянет гром. И, само собой разумеется, не ошибся.
Гром грянул в самую необычную пору — в феврале, когда гроз не бывает, а гайдуки не бродят по горам и лесам. И разразился этот гром не над головой Хакы-бея, а над черкесским селом Коюнтепе, жители которого принимали участие в неудавшейся попытке схватить Капитана. У гайдука было множество серьезных причин нанести там удар, потому что черкесы были поселены на землю Хакы-бея не затем, чтобы обрабатывать ее — для этого у бея хватало батраков-болгар. Черкесы служили постоянной вооруженной силой для защиты от гайдуков и устрашения недовольных батраков и пастухов. Не случайно, что Хакы-бей призвал именно черкесов, чтобы справиться с Петко.
Если для бея черкесы были щитом и опорой, то для местного населения — подлинной напастью, потому что они не любили трудиться, предпочитая добывать себе пропитание грабежом и разбоем. В одиночку и группами они нападали на овечьи зимовья, кошары, сыроварни, на отдельные дома или даже целые селения, уносили все, что попадалось под руку, и исчезали также молниеносно, как появлялись. Угон коров, овец, лошадей стал для них делом вполне обыденным, а жалобы населения на эти ночные, да и дневные грабежи всегда оставались без последствий.
Вот эту злую черкесскую силу предстояло разгромить Капитану Петко, чтобы крестьяне окрестных сел могли, наконец, перевести дух, а Хакы-бей до того, как на него обрушится прямой удар, лишился бы вооруженной опоры. И Петко с этой задачей справился. Удар был неожиданным и успешным.
В одно зимнее февральское утро, когда ленивые черкесы еще нежились под теплыми шкурами, соломенные кровли двух-трех десятков домов вдруг затрещали в дыму и пламени, подожженные чьей-то невидимой рукой. Сонные черкесы повыскакивали за порог, наспех похватали, кто что успел, и кинулись вон из села, но тут загремели ружейные залпы, и черкесы поняли, что они окружены. Наступила невообразимая паника и сумятица: одни пытались отстреливаться, другие — бежать, но всюду их встречали пули гайдуцких ружей, лезвия гайдуцких сабель и кинжалов. А тем временем языки пламени охватывали все новые и новые строения, и хмурое февральское небо совсем потемнело от дыма. Мчались обезумевшие, потерявшие своих седоков лошади, напуганная пожаром скотина отчаянно ревела в хлевах, заливались лаем собаки, визжали дети, а ружья палили без передышки, раскаленный свинец со свистом рассекал воздух, делая картину еще более ужасной.
Приказ воеводы гласил: женщин и детей не трогать, а мужчин убивать, не зная пощады. И действительно, сражение прекратилось лишь тогда, когда пал последний черкес. Затем гайдуки вошли в Коюнтепе, уцелевшие дома сожгли дотла, чтобы вконец уничтожить село, а женщинам и детям велели идти, куда хотят, но, если им дорога жизнь, никогда не возвращаться на это место.
Сто человек участвовали в этой «карательной» операции, иными словами, в гайдуцкий отряд специально для этого случая влились добровольцы из соседних сел. За два с половиной часа черкесское село превратилось в груду пепла, разнесенного ветром по всей равнине, лишь кое-где остались торчать обгоревшие балки.
Петко приказал всем батракам уйти от Хакы-бея и никогда больше к нему не наниматься, если не хотят иметь дело с ним, с воеводой. В результате огромное хозяйство — 200 воловьих упряжек, 4 тысячи голов крупного рогатого скота, 4 тысячи лошадей, 25 тысяч овец остались без присмотра, многочисленные сыроварни и кошары полностью запустели, а сам бей, устрашенный гайдуцким мщением, переселился в Кешан.
