Капитан Петко-воевода - страница 37
Однако кое-какие, позднее обнаруженные данные заставляют усомниться в той характеристике, которую Ф. Симидов дает Петко Радеву. Старые жители Калайджи-дере, того села, где Петко Радев родился, утверждают, что Петко Малый, будучи на турецкой службе, не только не сражался против четы Николы Киркова, но умышленно «упустил» ее, дал отряду и самому Киркову уйти, за что и был выгнан турками со службы. Действуя в окрестностях Гюмюрджины и Ксанти, Петко Радев действительно совершал налеты на богатых людей, но то были гайдуцкие, а не разбойничьи налеты. А когда в 1888 году он объявился в Родопах, то целью его были не грабежи, а борьба за освобождение родопчан, оставшихся под турецким игом.
Высказался в пользу Петко Радева и родопчанин Стою Шишков. По его словам, Петко Малый был патриотом, заступником гонимых, благодетелем нуждающихся, обладал боевыми качествами и «рыцарским духом» своего тезки и почти такими же природными способностями, как воевода (Петко Большой) и т. д.
Лично я склонен больше верить Стою Шишкову и землякам Петко из Калайджи-дере, чем Филиппу Симидову, который в своем желании объяснить, отчего Петко Большому не была назначена пенсия, повторил клевету, пущенную по адресу Петко Малого.
Так или иначе, Капитан Петко стал как бы громоотводом для этой клеветы, а попытка Филиппа Симидова исправить «недоразумение» не повлияла на результаты голосования в Народном Собрании и не смогла загладить «тяжкую, постыдную обиду», нанесенную капитану Кирякову похитителями его воеводской и человеческой славы.
После того, как был нанесен этот подлый, коварный удар, можно было ожидать, что враги Петко угомонятся. Увы! Подлецы не знают устали, ибо для них невыносим вид человека беспорочного. Они вновь готовы на все, чтобы окончательно погубить Петко морально и физически. С этой целью они сфабриковали «Постановление Варненской городской управы» о смещении Капитана Петко Кирякова с поста заместителя председателя общества «Странджа» (позже преобразованного в т. н. «Фракийское общество»), объединившее беженцев из южной Фракии. Удар этот не достиг цели, но все равно — достаточно было и прежних, чтобы отравить и осложнить жизнь бывшего воеводы до такой степени, что даже свой ежедневный кофе он вынужден был теперь пить в долг. Каждую выпитую им чашечку Ахмед-Эффенди отмечает на доске, а потом, незаметно для него, стирает метку. Впрочем, капитан Киряков вскоре разгадал эту хитрость и долго горевал из-за того, что даже кофе ему приходилось пить «из милости».
Так и бегут дни… Горькие, безрадостные, отравленные клеветой. Капитан почти не раскрывает рта. Что проку говорить, когда все равно никто не отличает истину от лжи! Никто! Плечи его ссутулились, тело исхудало, ссохлось, и даже с помощью палки не может он без отдыха преодолеть расстояние от дома до кофейни. Аппетит — не то, чтобы пропал, но как поест, он чувствует какую-то тяжесть, тошноту. Поэтому он предпочитает еде табак и курит цигарку за цигаркой. Едва проснувшись, тянется к табаку, курит весь день, даже ночью встает покурить и потому не чувствует голода. Сизая пелена табачного дыма заслоняет от его глаз много такого, чего он не желает ни видеть, ни слышать.
Так и бегут дни, похожие один на другой, незаметно кончается 1898 год, наступает новый, 1899 год, и первый месяц этого года приносит стране новые политические сотрясения: на смену народнякам приходят либералы-радослависты.
Новые перемены пробуждают новые надежды, но увы! — напрасно. Сменяют друг друга правящие партии, лозунги и обещания, но одно остается неизменным: правители и всякого рода партийные деятели — одинаково алчные, двуличные, эгоистичные и бесчестные, как бы они там ни назывались — стамболовисты, радослависты, демократы или народняки. В силу какой-то зловещей закономерности к руководству общественной жизнью в ту бурную эпоху пробивались не ум, не благородство, а наглость, лицемерие или малодушие. Именно такими оказались и новые правители Болгарии. Они тоже дали понять капитану Кирякову, что, если он сделает им навстречу хоть шаг, они сделают два, но надежда приручить его остается напрасной. Напротив, когда все уже считают бывшего воеводу окончательно поверженным, капитан Киряков совершает еще одно «безумство», вызвавшее всеобщее изумление. Состоит это «безумство» в следующем. Одним из первых мероприятий либерального правительства Васила Радославова был заем, к которому оно прибегло для того, чтобы откупить железные дороги Южной Болгарии у частных компаний. Правительство имело немало возможностей получить этот заем на относительно приемлемых условиях, но под влиянием князя Фердинанда Радославов заключил сделку с венскими банкирами, потребовавшими неслыханных процентов. Явный этот грабеж вызвал возмущение народа и, конечно, консервативной оппозиции, в рядах которой числился и капитан Киряков. Он первым поставил свою подпись под опубликованным в газетах протестом. Мало того — бывший воевода заказал черный флаг с надписью «Похоронили Болгарию» и самолично вывесил его на крыше своего дома. Несколько дней подряд флаг развевался на морском ветру к всеобщему удивлению и восторгу честных варненцев.
Это «безумство» капитана Кирякова, достойно увенчавшее его гайдуцкую славу, показывает, как силен был в этом истерзанном теле несломленный до самого конца бунтарский, рыцарский дух. Эта маленькая подробность биографии прославленного гайдука, этот вызов, брошенный безоружным человеком всемогущим властям, по своей дерзости и красоте превосходит даже наиболее героические подвиги, совершенные им в расцвете его гайдуцкой деятельности!
