Жернова. 1918-1953. Вторжение - страница 10
Кукушкин вызвал дежурного по полку, приказал отправить посыльных по оставленным уволенными адресам.
— Не на чем, товарищ полковник: все машины в разгоне, — стал отбояриваться майор Никишкин, командир первой эскадрильи, и не только потому, что действительно было не на чем, а более всего потому, что на одной из полковых полуторок он отправил во Львов адъютанта своей эскадрильи и двух механиков, чтобы они помогли перебраться его семье на новую квартиру. Он сделал это с ведома заместителя командира полка, уверенный, что Кукушкин, с первых же дней прослывший в полку сухарем и службистом, машину, скорее всего, не дал бы и людей не отпустил. Теперь получалось, что надо всех возвращать, а жене и детям перебираться на новую квартиру с помощью случайных помощников.
— Пешком пусть идут! — вспылил полковник Кукушкин, но тут же устыдился своей вспыльчивости и уже спокойно: — Есть велосипеды, есть лошади, в конце концов. Распорядитесь, майор. В крайнем случае — пошлите мою машину.
Майор Никишкин козырнул и вышел.
«Обиженный, — подумал о нем Кукушкин, но не сердито, а с пониманием: Никишкин рассчитывал командовать эскадрильей „Яков“, а его оставили на „ишачках“, на „Яки“ же пошли новички. — Ничего, на обиженных воду возят, — продолжал рассуждать Кукушкин. — Кому-то и на „ишачках“ надо. Зато на них никто лучше Никишкина и его пилотов не летает…»
Лишь за полночь, выпив на сон грядущий кружку крепко заваренного горячего чаю, Андрей Степанович прилег на кушетку в своем кабинете, распечатал и прочитал короткое письмо от дочери.
Цветана писала, что едет с внучкой в деревню, к родителям мужа, то есть к дедушке и бабушке, что Дудник, муж то есть, получил новое назначение.
Подумалось: «Надо и жену отправить к родителям, нечего ей околачиваться во Львове». Что-то вертелось на уме и о зяте, но Андрей Степанович задавил мысли о нем в зародыше: Дудник, следователь НКВД, ему не нравился, хотя именно он добился освобождения и реабилитации Кукушкина и его товарищей. Еще меньше нравилось полковнику, что единственная дочь, любимая им ревнивой любовью, вышла замуж за этого сморчка, который на полголовы ниже своей жены.
С этими полумыслями Андрей Степанович и уснул. И никакие сны его не тревожили. Но уже через час его разбудил звонок из штаба дивизии. Звонил сам комдив, генерал Хворов:
— Спишь, Андрей Степанович? — пророкотал в трубке знакомый хрипловатый бас.
— Да вот… прикорнул.
— Сверху звонили: ожидается крупная провокация. Так что ты там… — и голос вдруг пропал, а вместе с ним обычные шорохи и писки.
— Алё! Алё! — надрывался Кукушкин. — Товарищ генерал? Товарищ… Станция, черт бы вас побрал! Алё! Алё!
Трубка отвечала мертвой тишиной.
«Что он хотел сказать? — терялся в догадках полковник Кукушкин. — Что — я тут? Поднять полк по тревоге? Хотя бы по учебной? Замаскировать самолеты? Поднять зенитные расчеты? Но у зенитчиков нет снарядов. Снаряды обещали подвезти только на следующей неделе… Что же делать?»
Кукушкин снова вызвал к себе дежурного по полку майора Никишкина и велел ему собрать в штаб всех своих замов, командиров эскадрилий и начальников служб.
— Одна нога здесь, другая там, — ничего не объясняя дежурному, приказал Кукушкин. — И еще: передай начсвязи: мотоциклиста в штаб дивизии, связистов — на линию.
Через десять минут в кабинете командира полка собралось человек двадцать. Все эти десять минут Кукушкин пытался наладить связь полка с дивизией или хотя бы с местным райкомом партии: если поступила директива о возможной провокации со стороны немцев, то она поступила не только в воинские части, но и в партийные и советские органы тоже. Но связи не было. А посыльные пока доберутся, пока назад…
Все эти десять минут командир полка терялся в догадках и мучился сомнениями, боясь сделать что-то такое, что делать никак нельзя, и не сделать тоже, потому что и за несделанное по головке не погладят. А второй раз предстать перед военным трибуналом — лучше пулю в висок.
— Вот что, — начал Кукушкин, хмуро оглядывая своих подчиненных. — Через… — он посмотрел на часы, — через двадцать минут будет объявлена учебная тревога. Действовать по инструкции. Дежурное звено — на старт. Самолеты — на запасные стоянки, замаскировать сетями, ветками. Откатывать машины собственными силами. Командиру роты охраны удвоить патрули, усилить охранение складов и стоянок самолетов.
— Заправка горючим, боекомплект? — спросил комэска Михайлов.
— Машины горючим дозаправить, боекомплектом — тоже. Бензозаправщикам и оружейникам быть в полной боевой готовности. Еще вопросы?
— Так боевой или учебной? — переспросил дотошный инженер полка.
— А вот так, как я сказал, — отрубил Кукушкин.
— Я почему спросил, товарищ полковник, — пояснил инженер полка. — Я потому спросил, что у меня шесть машин на профилактике. В основном по системе уборки шасси и моторам. На козлах стоят. Их тоже на запасные?
— Их оставьте на стоянке, но укройте сетями.
Других вопросов не было.
В два часа сорок пять минут прозвучал сигнал учебной тревоги. В темноте перед самолетами выстраивался личный состав полка: летчики, техники, механики, мотористы. Зевали, покашливали.
Небо на востоке начинало чуть заметно светлеть. На западе лежала густая тьма. Сияли звезды, светился Млечный путь. Крылья самолетов и фюзеляжи тускло отсвечивали предутренней росой. В неподвижном воздухе команды звучали пугающе громко.
Где-то на севере, не так уж далеко от аэродрома, прозвучало несколько выстрелов. Точно эхо им ответили выстрелы с другой стороны, но значительно глуше. Гул голосов на мгновение смолк, затем возобновился снова.
