Жернова. 1918-1953. Вторжение - страница 103
— В минуту, когда враг топчет нашу землю, когда гибнут наши братья и сестры, наши отцы и матери, наши дети, когда горят наши города и села, вы изменили своему воинскому долгу, предали Родину и своих товарищей! — выкрикивал, стоя перед строем батальона, старший политрук Матвеичев. — Так пусть же ваши товарищи и судят вас. По закону военного времени вы достойны смерти. Слово представителям батальона.
На середину вышли выбранные от каждой роты и противотанковой батареи, прибывшей на позиции лишь сегодня утром. Общий приговор был таким: расстрел перед строем, но ввиду того, что товарищи красноармейцы осознали свою вину и вернулись на позиции, дать им шанс искупить ее в предстоящем бою, а если кто из них струсит, того расстрелять на месте без суда и следствия как предателя и изменника советского народа. Что касается лейтенанта Загорулько и тех одиннадцати красноармейцев, кто вместе с ним дезертировал из рядов Красной армии, то их имеет право расстрелять каждый, где бы ни встретил этих предателей и дезертиров.
День проходил за днем, а наступления немцев все не было и не было. И никаких сообщений из Копыси, кроме одного: ждите! Но работало радио, и батальон не чувствовал себя отрезанным от страны и армии. В сводках Совинформбюро передавалось о положении на фронтах, в частности о том, что сильные бои идут под Могилевым, Рогачевым и Жлобиным, что части Красной армии контратаковали противника и вернули захваченный им накануне Рогачев, что немцы несут большие потери. Сообщалось, сколько уничтожено солдат, офицеров, самолетов, танков, пушек и даже пулеметов. Еще о том, что страна переходит на военные рельсы. Речь Сталина, которая начиналась необычным обращением к народу: «Братья и сестры!», а заканчивалась словами: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами», повторялась несколько раз, и всякий раз слушали ее, затаив дыхание. И, вместе с тем, привезенные Матвеичевым газеты с речью Сталина уже успели зачитать до дыр.
Девятого июля вечером Матов собрал совещание командиров рот, пригласив на него и командира противотанковой батареи старшего лейтенанта Вислоухова. На повестке дня один вопрос: что делать? Для себя Матов этот вопрос уже решил, но ему хотелось проверить это решение мнением своих товарищей.
— Мы сидим здесь как глухие и слепые. Фланги у нас практически открыты. Ни слева от нас нет никаких войск до самой Копыси, ни справа чуть ли ни до самой Орши, — говорил Матов. — Я, как вам известно, приказал высылать патрули в обе стороны, организовал секреты с пулеметами в километре от наших флангов и на той стороне Днепра, но если учесть, что мост на понтонах можно навести в течение двух часов, а переправиться через реку пехота может на подручных средствах за десять минут, то мы окажемся в окружении и узнаем об этом разве что за пять минут до того, как окружение это завершится. Поэтому я предлагаю выдвинуть на запад от Днепра две усиленные группы с пулеметами, заминировать подходы к реке оставшимися у нас минами. Чтобы было понятнее, поясню: к паромной переправе ведут две грунтовые дороги, обе проходят через лес. Там много мест, где можно хорошо замаскироваться и на какое-то время притормозить продвижение немцев, нанося им урон в живой силе и технике. Поставили одну-две мины на дороге, головная машина подорвалась, огневой налет, гранаты и отход на новую позицию. Пока немец сообразит, что к чему, пока саперы проверят дорогу, — время идет. Всю дорогу проверять они не станут. Топтаться на месте — тоже. Следовательно, двинутся вперед. И снова взрыв мины, обстрел, отход. А там, может быть, и наша авиация прочешет эти дороги. Что немцы пойдут в нашу сторону, я не сомневаюсь: встретив организованное сопротивление в каком-то месте, они станут искать обходные пути и выходы во фланг и тыл обороняющимся. Азбучная истина для любого современного командира. Да и полеты их разведывательных самолетов над нашими позициями в последние два дня говорят о пристальном внимании немцев к нашему участку… Вот, пожалуй, и все. У кого будут вопросы или предложения?
— Есть вопрос, — поднялся командир противотанковой батареи. — Передавали, что наши атаковали немцев и взяли Рогачев. Может, это начало нашего общего наступления?
— Вполне возможно, — ответил Матов. — Но у нас приказ: держать переправу. И приказ этот не отменялся. К тому же информация, которая поступает к нам из Копыси, весьма противоречива. Если не сказать больше. Так что мы с вами можем говорить только о том, как лучше выполнить приказ командования.
— Разрешите? — поднял руку старший лейтенант Проталин.
Матов кивнул головой.
— Я поддерживаю ваше решение, товарищ майор. Оно напрашивается само собой. Тут и обсуждать нечего. Если вы поручите это дело моей роте, то я берусь устроить засады на обеих дорогах за Днепром.
— Целой роты будет много, — возразил начштаба Янский. — Двух отделений хватит. А главное — чтобы засады никто не видел и не слышал и чтобы действовали они четко. Иначе никакого смысла.
— Разрешите мне самому устроить засады, — попросил Проталин. — Взводные у меня молоды, могут не справиться.
— Нет, — возразил Матов. — Ротный должен оставаться при роте и доверять своим подчиненным. А то вы станете не доверять своим взводным, я — вам… Что из этого получится? Ничего хорошего из этого не получится. Назначьте командирами групп наиболее смекалистых младших командиров. Подробнейшим образом проинструктируйте их и потребуйте точного исполнения ваших инструкций. Можете послать туда одного из командиров взводов. Потолковее и поинициативнее. Такой взводный у вас есть.
