Жернова. 1918-1953. Вторжение - страница 187
— Держи, Коляша, свой документ. Других у нас нету.
— Зря ты, паря, это делаешь, — покачал головой солидный дядька. И пояснил: — Верная примета: написал смертную бумажку — жди смерти. Тут она к тебе и явится.
— А я в приметы не верю, — усмехнулся Петр. — Всё это бабкины сказки.
— Оно, может, и сказки, а береженого бог бережет. Так-то вот.
— Зато, коли меня убьют, будет документ, чтоб родители знали, где упокоился. Аль пропасть без вести лучше? — И уже к брату: — Не дрейфь, Коляша, мы — Ершовы, а ерши — они ершистые, в руки за так не даются.
Пистончики и бумажки выдали в поезде, но лишь теперь появилась возможность их заполнить. И пока командиры совещались где-то впереди, под елками и соснами грамотеи и обладатели химических карандашей заполняли «смертные» листочки под диктовку своих товарищей, будто причащались перед боем. Но далеко не все следовали их примеру, боясь накликать беду.
Глава 22
Командир Триста десятой танковой бригады майор Гаврилов, высунувшись из башни танка, оглядывал в бинокль лежащую перед ним долину реки Судость, дальние холмы, покрытые лесом, игрушечные домики окраины районного городка Почеп, водокачку, похожую на гриб, провалившиеся фермы железнодорожного моста.
Бригадой Гаврилов командует второй день, до этого исполнял в ней обязанности начальника штаба. Два дня назад при отражении атаки немецких танков погиб командир бригады и его заместитель, и власть в бригаде автоматически перешла к Гаврилову. За эти два дня нового комбрига не назначили, зато приказали Гаврилову ночью выдвинуть бригаду южнее Почепа для нанесения удара совместно с пехотным полком только что прибывшей пехотной дивизии. Другая бригада сосредоточилась в лесочке правее и будет введена в бой, как только наметится успех на каком-то из участков наступления на город.
По существу, это уже была и не бригада, а танковый батальон усиленного состава: тринадцать танков БТ-7, восемь танков БТ-7М, пять танков Т-34 и два танка КВ. Помимо этого бригада имела несколько зениток калибра 37 мм, девять минометов и остаток механизированного батальона — чуть больше двухсот красноармейцев. Но без автотранспорта, который практически весь был уничтожен немецкой авиацией.
Такое же положение сложилось и в другой танковой бригаде — Триста одиннадцатой, расположившейся за правым флангом Триста десятой.
С полчаса назад Гаврилов простился с командиром пехотного полка полковником Луганцевым, с которым еще раз, но более подробно, оговорил детали предстоящего боя. По диспозиции, спущенной сверху, атаку начинает Луганцев двумя батальонами, которые во время пятнадцатиминутной артподготовки форсируют реку и, как только артиллерия перенесет огонь в глубину немецкой обороны, устремляются вперед к окраине города. Вслед за пехотой идут танки БТ-7М, вооруженные семидесятишестимиллиметровой пушкой. Они должны сопровождать пехоту и подавлять огневые точки противника. Им предстоит переправиться через Судость по мелководью в двух разведанных местах, где дно не такое топкое. В случае развития успеха или контратаки немецких танков в бой вступают остальные танки бригады и доводят бой до победного конца, то есть взятия Почепа и выхода на тыловые коммуникации противника.
Ни полковник Луганцев, ни майор Гаврилов не знали, какие силы немцев расположены в Почепе и его окрестностях, где находятся еще не проявившие себя механизированные корпуса и танковые дивизии Гудериана. Даже система обороны Почепа прорисовывалась весьма смутно, и мало что прояснили показания двух захваченных накануне ночью немецких саперов, устанавливавших мины на правом берегу Судости.
— Ясно, что ничего не ясно, — произнес полковник Луганцев, сверяя свою карту с картой майора Гаврилова. — Судя по показаниям пленных, вот здесь, по окраине, у них понатыкана противотанковая артиллерия. А если учесть, что поле заминировано… Лично я слабо представляю, как вы будете форсировать реку под огнем противника. Боюсь, что немцы отсекут мои батальоны и перемелют их своей артиллерией на этом предполье, а вашим танкам просто не удастся развернуться для атаки. На мой взгляд, самое лучшее — провести атаку ночью, подобравшись к противнику на расстояние броска гранаты. Уверен, что мы к этому и придем, предварительно положив в бесплодных атаках половину полка и ваших танков. — Он пытливо посмотрел в маленькие глаза Гаврилова, спрятанные глубоко в подбровьях, и закончил с кривой усмешкой: — Финская кампания, судя по всему, ничему нас не научила.
— А вы, товарищ полковник, учили своих бойцов и командиров ночным атакам? Да еще при поддержке танков?
— Некогда было учить, майор. Да и танков рядом не было. Окопы рыть учили, бегать по полю, «ура!» кричать, чучела колоть штыками. Стрелять — и то как следует не научили. Вы что думаете, я не понимаю, с каким противником нам предстоит воевать? Все я понимаю. Но этого мало. Надо искать нестандартные решения. Или вы против?
Гаврилов на эту скептическую и бессмысленную тираду полковника лишь пожал плечами: он привык выполнять приказы, а не обсуждать их. Обсуждать можно лишь то, как эти приказы лучше выполнить, а в данном случае за них в штабе фронта продумали каждую мелочь — вплоть до того, сколько танков ввести в бой в первые минуты, сколько во вторые — и так до самого победного конца, хотя у майора Гаврилова возникло смутное ощущение, что такая дозировка победного конца не предусматривает, а лишь одну демонстрацию силы. Или, в лучшем случае, попытку выманить немцев на контратаку, чтобы затем, в свою очередь, контратаковать самим.
