Жернова. 1918-1953. Вторжение - страница 22
Прочитав донесения, Дудник глянул на майора Окунева, который заменил его на должности начальника оперативного отдела штаба погранокруга.
— Как расцениваешь?
— Как провокацию, — пожал плечами Окунев, как бы говоря: «А ты, что, не знаешь, как положено расценивать?»
Расценивать, действительно, можно было как провокацию. Но кто и ради чего мог эти провокации устраивать? Если литовские националисты — одно дело, если немцы — совсем другое.
— Надо бы задержать хотя бы одну такую группу и выяснить, какое такое задание командования они выполняют.
— Приказ на заставы уже отдан, — и Окунев показал Дуднику бумагу с грифом «секретно». — А только армейское командование утверждает, что никаких спецгрупп в районы границы оно не посылало… Может, тут вредительство со стороны армейских? Лично я не исключаю, — добавил Окунев для верности и выжидательно посмотрел на Дудника, своего бывшего начальника.
— На месте выясню, — пообещал Дудник, уверенный, что никакого вредительства со стороны армейских нет, зато у Окунева есть большое желание все свалить на вредительство: привычно и бдительность на высоте, хотя такого увлечения вредительством за своим заместителем Дудник до этого не замечал. Подумал: «Должность накладывает на человека не только новую ответственность, но и новый комплекс защитных реакций».
С минуту Дудник вместе со старшиной Савиным слушали тишину, ожидая новых выстрелов. Судя по всему, приказ на задержание подозрительных групп дошел до пограничников, и эти выстрелы — результат их работы. Если исходить из характера стрельбы, дружной и частой, велась она из засады, на поражение. Трудно сказать, чем закончился этот скоротечный бой. Во всяком случае, поберечься и самим не помешает.
И Дудник, взяв с заднего сидения автомат, повесил его на шею, сказал старшине:
— Я пойду вперед, ты за мной следом. Фары не включай. В случай чего — из машины вон и действовать по обстановке.
Глава 13
Лес не пугал подполковника Дудника. С детства он знал и понимал это внешне молчаливое и недвижимое торжество растительного мира, внутри которого идет своя, скрытая от посторонних глаз, ни на минуту не прекращающаяся жизнь. Себя Артемий посторонним в лесу не считал и, шагая по песчаному проселку, усыпанному сосновой хвоей, вслушивался в настороженную тишину, стараясь по еле заметным признакам: характеру полета летучих мышей, писку кем-то разбуженной птахи — понять, что скрывает чаща в своих непроницаемых недрах.
Сзади тихо скулил двигатель машины, ехавшей за Артемием шагах в тридцати. Вот и старый дуб посреди поляны и малоприметное ответвление на хутор Арвидаса. В прошлом году недалеко отсюда Дудник метким выстрелом из карабина застрелил огромного секача, и тот, уже с пулей в сердце, пропахал глубокую борозду метров в пятнадцать, прежде чем свалиться замертво. Матерый был кабанище, настоящий вепрь, и жизненных сил в нем природа запасла с избытком.
Не доходя до хутора с километр, Дудник оставил машину дожидаться, велев своему водителю быть настороже, а сам пошел дальше один. Скорее всего, ни поохотиться, ни порыбачить ему не суждено, но с Арвидасом все равно надо встретиться и узнать у него обстановку в окрестных лесах — действительную обстановку, а не ту, которую докладывают в вышестоящие штабы начальники застав, отрядов и политработники. Да и остаток ночи хорошо бы провести под крышей. Однако застарелая привычка, сопутствующая Артемию еще с антоновского мятежа, не доверять никому на все сто процентов, особенно всяким завербованным осведомителям, к которым относился и Арвидас, заставляла Артемия проявлять крайнюю осторожность, тем более в такой тревожной и неустойчивой обстановке.
К хутору Дудник подошел не дорогой, по которой Арвидас ездит за сеном и дровами, а по едва приметной тропе, и затаился среди густых зарослей можжевельника. Едва различимое движение воздуха нагоняло в его сторону запахи жилья, навоза и печного дыма. В одном из окошек избы горел свет. Артемий вспомнил расположение комнат — получалось, что на кухне. Лампа там обычно висит на крюке, вбитом в потолок, с правой стороны от окна, над столом, теперь же она стояла на столе и видна была сквозь занавеску ярким пятном. Мужайтисы ложатся спать с петухами и встают с ними же: керосин экономят. А тут время уже за полночь — свет горит. Словно это сигнал кому-то, о чем-то предупреждающий.
Смущала тишина. У Арвидаса три собаки: кавказская овчарка — та всегда на цепи, и еще две сибирские лайки, так что подойти к хутору незамеченным, даже и под ветер, практически невозможно. Из этого можно сделать лишь один вывод: собак на хуторе нет. Не слышно в конюшне и лошадей. Следовательно, Арвидаса нет дома. Наверняка и жена отсутствует тоже: в поездки Арвидас всегда берет ее с собой. Но кто-то там все-таки есть. Кто? Скорее всего, колченогая сестра Арвидаса. Эта старая ведьма всегда чем-то недовольна и, ковыляя по хутору, смотрит исподлобья, что-то ворча на своем языке. Артемий в прошлые приезды чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии этой карги.
Дудник недолго раздумывал, как ему поступить дальше. Идти на хутор явно не имело смысла. Но, с другой стороны, не плохо бы выяснить, куда подевался хозяин. Уехал в город? Однако на воскресенье он обычно никуда не ездит, потому что на выходной к нему часто приезжает какое-нибудь местное начальство поохотиться. На то он и егерь. Может, его отсутствие как-то связано с проникновением на нашу территорию неустановленных вооруженных групп? Арвидас всегда знает больше того, что говорит, а Дуднику хорошо известно, что он связан с контрабандистами. И не только Дуднику. Считается, что эта связь находится под контролем. Хотя вряд ли можно проконтролировать все связи Арвидаса.