Дикий цветок - страница 64
Джессика… Как этой девчонке удалось запасть ему в душу? С какой стати убежденной аболиционистке испытывать нежные чувства по отношению к нему? Почему ему самому не безразлична ее судьба? Даже если Джессика лишь слегка увлечена им, а он просто восхищается ею — этого не должно было произойти. Неужели он настолько непостоянен, что, позабыв о муках души, связанных с Летти, начинает испытывать тоску по другой женщине, вернее, девушке, которую покидает на несколько месяцев, возможно, на целый год? Ослабит ли время и расставание чувства, которые Джессика к нему сейчас испытывает? Не получится ли так, что, прочтя спустя несколько месяцев свой дневник, она удивится, что могла когда-то считать себя влюбленной в Сайласа Толивера?
Некоторое время он даже подумывал о том, чтобы купить землю в Луизиане и обустроить плантацию на ней. К сожалению, земля здесь стоила дороже, да и обширных участков никто не продавал. Поразмыслив, Сайлас решил, что останется верен своей мечте об огромной плантаторской империи в Техасе. Его воображение рисовало перед ним величественные картины, которые заставляли мужчину еще упорнее двигаться к своей цели. Он ни за что не рискнет воплощением в жизнь своей мечты, ни за что не откажется от нее.
Сайлас из практических соображений не давал унынию взять над собой верх. Те два дня, что оставались до переезда семьи в Новый Орлеан, мужчина провел в бесконечных совещаниях с Джереми, Анри и главами семейств попутчиков по поводу приготовлений к дальнейшему путешествию. Он не спускал с Джессики глаз. Девушка, кажется, шла на поправку, причем очень быстро.
Последнюю ночь он провел рядом с Джошуа. Сайлас позволил мальчику спать вместе с ним у костра. Мужчина почти не сомкнул глаз. Перед рассветом он поцеловал ребенка в макушку. Мысленно отец обратился к сыну: Это ради тебя и твоего друга папе надо будет пуститься вскоре в путь. Я вернусь и заберу тебя и Джессику в Сомерсет, но прежде мне надо будет сделать так, чтобы она меня не забыла.
В день отъезда Джессика уступила уговорам Типпи и позволила ей обмыть свою госпожу в фургоне. Она едва слушала то, что говорит ей подруга. Из-за повязки ни шляпка, ни капор ей на голову не налезали. Типпи сказала, что без солидной головомойки с волосами ничего не поделать. Негритянка натянула Джессике на голову сеточку для волос и отгладила лучшее из оставшихся платьев, в котором хозяйке предстояло появиться в Новом Орлеане. Первые впечатления — самые важные. Типпи наспех сшила из подручной ткани красивую повязку на голову для того, чтобы скрыть под ней бинты. Не исключено, что эта повязка сможет впоследствии послужить началом нового веяния в дамской моде. Она еще спросит у мистера… монсеньора Дюмона, что он думает по этому поводу. Француз был весьма высокого мнения о талантах Типпи. Он хорошо разбирался в моде, так как та была основой семейного бизнеса Дюмонов. Типпи уже показывала мужчине куртку из оленьей кожи, которую сшила в подарок Джошуа.
В конце концов негритянка тяжело вздохнула.
— Ты меня даже не слушаешь, — сказала Типпи, догадываясь, кем сейчас заняты все помыслы ее госпожи. — Послушай, Джесси! Мистер Сайлас совершенно прав, оставляя тебя и Джошуа в Новом Орлеане. Лучше будет смириться с этим и не хандрить.
— Да, конечно, — признала правоту негритянки Джессика. — Я понимаю, что это сплошной эгоизм с моей стороны — рисковать твоей жизнью и жизнью Джошуа ради исполнения моих желаний, но я боюсь, что Сайлас… забудет обо мне, когда уедет. Мы… Наши отношения сейчас… налаживаются.
Вчера, после того как Сайлас сказал, что ее смерть будет большой утратой для него, Джессика места себе не находила, не зная, правильно ли она его расслышала. Когда муж ушел, Джессика, затаив дыхание, огляделась в поисках Типпи. Ее разрывало сильнейшее желание рассказать все до последнего слова служанке-подруге, описать выражение его лица, поделиться малейшим нюансом тона, каким были произнесены эти слова, но неожиданный прилив крови к голове, вызванный осознанием того, что, возможно, она не безразлична Сайласу, закружил мир вокруг.
Девушка все еще стояла, прислонившись к борту своего конестоги, когда мимо проходили муж и доктор Фонтен. Сайлас издал испуганный возглас и, схватив Джессику за плечи, уставился ей в лицо с обеспокоенностью любящего мужа. Он спросил, не плохо ли ей опять. «Нет, я… просто… мне вдруг стало не хватать воздуха», — произнесла она, глядя во встревоженные зеленые глаза.
— Ты и сама знаешь, что тебе следует делать для того, чтобы навсегда запасть в мысли мистера Сайласа перед тем, как он уедет и будет отсутствовать так долго, как одному только Господу Богу и, пожалуй, его ангелам небесным ведомо.
— Я не понимаю, о чем ты. Что у тебя на уме?
Типпи вскинула голову. В ее глазах сверкнули лукавые огоньки.
— О, Типпи! Я не могу, — краснея, возразила Джессика. — Я… я не знаю, как это делается… Я вообще ничего такого не знаю.
— Вспомни, как ведет себя твоя мама, когда хочет чего-нибудь добиться от папы, и все к тебе придет само собой.
— Я боюсь, что Сайлас меня отвергнет.
— Я бы больше боялась не воспользоваться удобным моментом, — сказала Типпи. — Многие теряли все из-за своей трусости.
Обвинение в трусости из уст дорогой подруги, прекрасно осведомленной о том, что Джессика, если надо, бросится туда, куда побоятся залетать даже ангелы, поразило девушку в самое сердце, но в то же время укрепило ее решимость. Типпи совершенно права. Лучше храбро пережить поражение, чем страдать из-за собственного малодушия.
