В объятиях наследницы - страница 40
– Но что вы могли сделать, Чарлз? В одиночку?
– Мне нет прощения. Мне следовало совершить самоубийство, а не участвовать во всем этом. Но вместо этого я убил ее.
– Вы этого не делали!
– Сделал. Или все равно что сделал. Она умерла через минуту после нашего сексуального контакта. У нее случился сердечный приступ. Она была такая маленькая! Кожа да кости. Но она оказалась сильнее, чем я.
Должно быть, Мария когда-то была красивой девушкой. Дочь богатого бурского фермера, она получила образование – говорила по-английски лучше, чем половина подчиненных Чарлза. Он не пробыл в лагере и десяти дней, когда она отыскала его, выбрала сама. У нее были желтые, как солома, волосы, которые облепляли ее череп рваными клоками. Ее глаза цвета бесконечного африканского неба смотрели Чарлзу прямо в душу. Ее перевозили из лагеря в лагерь, где она видела, как умирали ее мать и сестры. Когда она сделала Чарлзу это предложение, он понял, что теперь обречены они оба.
– Не могу забыть выражение ее лица, когда она… когда она умерла. Она была почти… счастлива. Ей повезло – она избежала болезней и унижения. Я ей завидовал. – Чарлз провел огрубевшей ладонью по волосам. Притихшая Луиза сидела возле него и пристально смотрела в огонь. Ее профиль был точно итальянская камея.
– Никто не узнал, что произошло – я хорошо замел следы. Она была просто ещё одной бурской женщиной, умершей в лагере. Но я-то знал. Я… я пытался делать кое- что. Говорил такое, чего мое начальство не желало слышать. Меня отправили назад в госпиталь, потом посадили на корабль и домой. Я не мог оставаться в армии и вышел в отставку. – В его душе поселилась горечь, точно живое существо, отравляя все, чего бы он ни касался. Как он мог позволить себе лечь в постель с Луизой Стрэттон?
Он вздохнул:
– Итак, вы видите, что миссис Ивенсонг сделала чудовищную ошибку, наняв меня для этой работы. А вы ошиблись еще больше, переспав со мной. Тому, что я сделал, нет оправдания. Тому, что я есть.
– Согласна. – Ее голос звучал сухо, лишенный того сочувствия, которое он слышал сегодня ночью. И поделом ему! – Решительно, такого глупца, как вы, еще не бывало. Вы оказали любезность этой несчастной девушке, и это стоило вам карьеры. А теперь вы возомнили себя гласом этой чертовой судьбы. Чарлз, война – это ужасно. Все это знают, даже «глупые светские девицы» вроде меня. Я читаю газеты и знаю, что они не говорят всей правды. Эта история, она записана в тех тетрадях, которые вы притащили из этого своего пансиона?
Чарлз был изумлен. Возможно, Луиза вовсе не так глупа!
– По вашему лицу вижу, что я права. Будьте осторожны, когда в следующий раз сядете играть в карты, мистер Норвич! Вам никого не обмануть. Вам следует опубликовать ваши дневники. Чтобы события, которые вы пережили, больше не повторились, – продолжала Луиза, просовывая руку в рукав сброшенного халата. – Будут и другие войны. Они всегда бывают. Уж мужчины нам это обеспечат, не так ли? А у женщин нет права голоса. Им остается лишь оплакивать погибших детей и возлюбленных.
– Луиза…
Она выставила вперед ладонь.
– Вам больше нечего мне сказать, кроме того, что вы передумали и останетесь со мной в Роузмонте. Если не можете обещать, что продержитесь месяц, на который я вас наняла, можете сбежать сегодня ночью. Я скажу тете Грейс, что на вас напали. Люди поймут – вы не желаете торчать тут, ожидая, пока на вас будет совершено новое покушение.
– Вы думаете, что я трус?
– Максимилиан, может быть, и трус. Но вы, Чарлз, – нет, я так не считаю.
Сейчас она была одета. Жаль! Ее коса расплелась, и спутанные пряди светлых волос ниспадали до самой талии. Луизе Стрэттон не понадобились бы ни накладные волосы, ни подкладки для сооружения пышной прически-помпадур. Не нужны ей были и румяна для раскрасневшегося лица. Она была прекрасна, а Чарлз безнадежно испортил этот чудесный момент их близости. Луиза отдалась ему, а он – и словом, и делом – оказался ее недостоин. Какой мужчина мог бы заниматься любовью с женщиной, а затем признаться в том, что убил другую любовницу? Что он мог сказать сейчас, чтобы выбраться из этой чертовой ямы?
Пытка длилась долгие месяцы, но Луиза Стрэттон умудрилась проникнуть в самую суть его терзаний. Сложив руки на прикрытой розовым халатиком груди, она смотрела на него выжидательно. Сейчас он ее разочарует.
– Я не знаю, что делать.
– Вы видите эту девушку во сне?
Чарлз кивнул.
– И ее, и многое другое. Недостатка в плохих воспоминаниях у меня нет.
– Значит, нам нужно дать вам побольше хорошего, чтобы было что видеть во сне. Признаюсь, я не хочу, чтобы вы уезжали. Вы нужны мне здесь, чтобы справиться с тетей Грейс. Вам не обязательно приходить ко мне в постель, если останетесь в Роузмонте – согласна, это, вероятно, было не очень разумно. Мы можем подвести здесь черту – просто вечер выдался уж очень странный.
Было смешно – чувствовать разочарование, когда Луиза произнесла вслух именно то, что он сам думал.
– Позвольте мне спать здесь. Если я смогу.
– Вероятно, вам, в конце концов, следует пойти в свою комнату. Мы сможем поговорить за завтраком. Я распорядилась, чтобы завтрак принесли нам прямо сюда. Вы же знаете – все думают, будто у нас медовый месяц, – задумчиво добавила она.
Луизу не шокировал его рассказ. Только… рассердил. Ей не понравилось, что прошлое Чарлза так мешалось с его настоящим! Она назвала его «гласом судьбы». Нахальная девица.
По мнению Луизы Стрэттон, ему не следовало носиться со старой трагедией – нужно просто забыть о ней и жить дальше. Написать воспоминания о лагере и опубликовать их! Как будто Чарлз мог избавиться от преследовавшего его духа Марии! Он пытался залить воспоминания вином. Но это не помогло.
