Благородный дикарь - страница 9
– Мадам?
Джульет благодарно ему улыбнулась и, завернув поплотнее малышку в одеяльце, спустилась с его помощью по ступенькам дилижанса. На мгновение она замешкалась в нерешительности, но Перри опять предложил ей руку и, ни слова не говоря, повел к замку.
Блэкхит оказался еще более величественным, чем описывал Чарльз. Джульет во все глаза смотрела на замок, преисполненная благоговейного страха. Перед ней возвышались две башни с амбразурами, шпили которых уходили, казалось, к звездам и были старше, чем само время. Над одной из них был смутно виден флагшток с полотнищем флага, которое, казалось, при каждом порыве ветра щелкало аж по самому черному небу, словно усмиряя его. Замок потрясал своим царственным величием. Джульет была ошеломлена, растеряна и вообще чувствовала себя здесь так, словно прибыла из другого мира.
При мысли о встрече с герцогом она чуть было совсем не утратила присутствия духа. Огромный замок с собственным флагом, деревня, через которую они только что проехали, земельные угодья на многие мили вокруг – все это принадлежало тому, кто мог пожелать, а мог и не пожелать отнестись к ней благосклонно. В Бостоне мысль отправиться в Блэкхит и попросить о помощи не вызывала у нее особого беспокойства, но теперь, когда она своими глазами увидела все это пугающее величие, собственный поступок показался ей слишком дерзким. А с другой стороны, если бы судьба сложилась иначе, она стала бы членом этой семьи, да и сам Чарльз просил ее поступить именно так.
Надо гнать прочь эти глупые мысли! Она в Англии, в семье отца своего ребенка, и отступать теперь поздно. А что касается высоких каменных стен замка, которые приближались с каждым шагом, то их грозный вид почти заставил ее пожалеть о том, что она сюда приехала, но Джульет справилась и собрала волю в кулак.
По правде говоря, у нее и выбора-то не было: ее отчим Закария еще в январе умер от пневмонии, так что жить ей стало негде и пойти некуда.
В Бостоне ей угрожала опасность. Как одинокая мать, отцом ребенка которой, по слухам, был ненавистный английский офицер, она подвергалась презрению, оскорблениям и угрозам. Хочешь не хочешь, а пришлось сделать то, о чем ее просил Чарльз, если не ради его самого, то ради их дочери. «Крепись, – сказала она себе. – Чарльз хотел, чтобы ты была сильной».
Они уже подошли к подножию каменной лестницы.
Дверь наверху, через которую внесли лорда Гаррета, осталась открытой, и из нее на газон падал луч света. Эта деревянная дверь была толщиной не менее двух футов и схвачена тяжелыми металлическими полосами, каждая из которых крепилась гвоздями с большими шляпками. Перри, который, судя по всему, был здесь частым и желанным гостем, помог Джульет подняться по лестнице и провел мимо двух ливрейных лакеев, застывших по обе стороны двери, в огромный холл. Там она и остановилась, с изумлением разглядывая сводчатый потолок, украшенный лепниной, высота которого была никак не меньше двухэтажного дома. Помещение было так велико, что небольшой домишко, в котором они с отчимом жили в Бостоне, мог без труда уместиться здесь целиком.
– Подождите, я скоро, – сказал Перри и быстрым шагом направился в здание по дорожке, оставленной капельками крови на блестящем мраморном полу. Миновав несколько дверей, он исчез за той, перед которой кровавый след обрывался.
Джульет осталась одна.
– Гаррет! Черт тебя побери, старина, только не умирай! Хью поскакал за доктором и с минуты на минуту вернется. Держись, только держись!
Пока друзья тащили его по каменным переходам и коридорам Блэкхита, Гаррет проклинал всех святых, самого дьявола и вовсю костерил своих приятелей, суетившихся вокруг него из самых лучших побуждений. Каждая внезапная остановка, каждый крутой поворот причиняли ему невыносимую боль, и, стиснув зубы, он прижал руку к ране в боку, чтобы хоть немного уменьшить тряску. Его взгляд сквозь полуопущенные веки выхватывал то свечи в канделябрах, бросавшие на стены оранжевые отсветы, то испуганное лицо служанки, то портреты на стене западного коридора; все предметы время от времени застилала сероватая дымка, но он храбро старался не терять сознания.
Чилкот неожиданно споткнулся, и боль сразу же вернула Гаррета к реальности: было ощущение, что у него сломался позвоночник.
– Черт бы тебя побрал, Чилкот! Надо было споткнуться об этот проклятый ковер! Хоть бы ради приличия не держался за меня!
Потом с шумом распахнулась дверь, и он увидел мягкие ковры, знакомую массивную кровать темного дерева и окна со свинцовыми переплетами, за которыми тянулась цепь холмов. Его комната. Слуги принялись отгибать покрывала и взбивать подушки, но Гаррет уже ничего не замечал и, как только Нейл Чилкот и Том Одлет уложили его на постель, погрузился в полубессознательное состояние, полное боли.
Смутно слышались возбужденные голоса. Кто-то снял с него сапоги, потом разрезали и стянули бриджи и остатки сорочки и стали обтирать восхитительно холодной водой лицо, обожженное крапивой.
Гаррет лежал без движения. А потом Перри, старый верный друг Перри, приподнял ему голову и влил в рот чудесного ирландского виски. Благодатный напиток опалил горло, опустился в желудок, а оттуда теплой волной растекся по всему телу, даря облегчение и ощущение блаженства.
Почувствовав приятное головокружение, Гаррет закрыл глаза и прошептал:
– Еще глоток, дружище, и можно помирать.
– Черт возьми, приятель, убери с физиономии эту дурацкую ухмылку! – буркнул Чилкот, но фляжку к губам все-таки поднес. – Это уже не смешно!
В ответ раненый сделал непристойный жест рукой и отхлебнул виски.
