Любовь пиратки Карибского моря - страница 8
Очень немногие знали, что сэр Рональд по прозвищу Черный Алмаз был на самом деле женщиной, дочерью адмирала Дредда, поднявшей черный флаг лишь для того, чтобы отыскать убийцу отца и рассчитаться с ним.
Цель была достигнута, и леди Вероника оставила свой отчаянный промысел. Ей наверняка удалось бы скрыться где-нибудь в Новом Свете, поменяв имя и уехав подальше от Карибских островов, но она поступила вновь совершенно не так, как было бы логично поступить. Покинув свой корабль, леди Дредд села на какое-то торговое судно, добралась до своего родного города Чарлстона и… сдалась местным властям! Она рассказала обо всех своих похождениях и о том, ради чего все эти два года совершала свои дерзкие подвиги.
Губернатор штата Южная Каролина, столицей которого был Чарлстон, не мог опомниться от изумления и решительно не знал, что ему делать. С одной стороны, срок ультиматума, выдвинутого королем Георгом, давно истек. Король объявил амнистию всем пиратам, которые добровольно сдадутся до 5 сентября тысяча семьсот восемнадцатого года. Леди Дредд покончила с капитаном Тичем и явилась сдаваться в конце ноября, значит, подлежала аресту и суду. Однако ее приезд опередила сногсшибательная весть об уничтожении ненавистного всему побережью капитана Черная Борода, а участвовавший в захвате его судна лейтенант Роберт Мейнард (к слову, бывший жених леди Вероники, с которым ныне она рассталась) расписал ее подвиг в таких красках, что, вздумай губернатор заключить пиратку под стражу, он мог нажить себе немалые неприятности. К тому же все знали, что это — дочь любимого командира военных моряков, адмирала Дредда.
Поразмыслив, губернатор предложил леди Веронике поехать с его доверенным лицом в Лондон, но не под стражей, а добровольно. Сам же написал подробный отчет королю, присовокупив к этому отчету доклад лейтенанта Мейнарда.
Кончилась эта эпопея самым благополучным для леди-пиратки образом — она не только получила полное прощение, но и удостоилась королевской благодарности за уничтожение пирата, принесшего карибским колониям столько урона, сколько не приносили все флибустьеры тех лет, вместе взятые.
Король даже хотел наградить Веронику орденом и пожаловать ей поместье, но девушка отказалась от той и от другой чести. Она объяснила, что не может принять высокую награду, ибо, уничтожая опасного пирата, преследовала свою личную цель, мстила за погибшего отца, а значит, недостойна ордена. Что до поместья, то к чему ей лишние хлопоты? У ее отца был дом и небольшая деревушка на южном побережье Англии, милях в пятидесяти от Лондона. Дом много лет пустовал, оставаясь на попечении управляющего, и леди Дредд переехала туда, взяв с собой друга — бывшего штурмана своего корабля, старика Генри Бэкли. Тому ныне минуло семьдесят лет, но он был по-старому крепок и с удовольствием ходил с Вероникой в море на небольшом парусном баркасе.
Еще она любила ездить верхом по окрестным местам, охотиться и упражняться в фехтовании все с тем же Бэкли, по-старому предпочитала мужской костюм, однако в церковь ходила в скромном темном платье и накидке, вызывая удивленные взгляды и перешептывания местных крестьянок, торговок и матросских жен.
Лорд Джонатан обо всем этом слышал и ожидал увидеть перед собой некое странное существо, наполовину женщину, наполовину мужчину. По его представлениям, девушка, воспитанная как мальчик, проведшая большую часть жизни среди военных моряков, а потом два года ходившая под черным флагом, никак не могла сохранить женственность.
Теперь он смотрел и не верил своим глазам! Перед ним сидела леди, именно леди, в которой все — осанка, движения, речь — свидетельствовало как о высоком происхождении, так и о благородном воспитании, хотя уж ему-то, казалось, было неоткуда взяться!
Веронике Дредд шел двадцать шестой год. Она была довольно высока ростом, у нее была узкая талия и высокая, гордая посадка головы Лицо правильное, с, пожалуй, слишком высоким для женщины лбом, с тонким греческим носом и небольшим, твердо обрисованным ртом. Под тонкими, очень черными бровями — необычайной формы глаза, большие, чуть вытянутые к вискам, темно-синие, а в густой тени пышных ресниц почти черные. Скорее странное, чем красивое лицо, но в нем было нечто такое, что заставляло смотреть, не отрываясь.
На гибкой фигуре девушки наверняка хорошо смотрелась мужская одежда. Но сейчас она была в светло-зеленом платье, кринолин которого был отделан более темными фестонами, а на поясе цвели три крошечные искусственные розочки. Одна большая роза, но вполне настоящая, украшала прическу Вероники — ее волосы были подняты, уложены на голове красивыми локонами, часть которых изящно опускалась на шею. Она не стала надевать парик, что, впрочем, нередко делали и другие дамы, у которых были красивые волосы, тогда как большинство мужчин на ношение париков обрекала лысина.
Украсив волосы цветком, леди Дредд не продемонстрировала безвкусия, которое лорду Джонатану приходилось видеть нередко, с тех пор как живые цветы вновь вошли в моду: не надела на шею и не стала вдевать в уши громоздкие украшения из драгоценных камней. Крохотные розовые жемчужины, похожие на те же цветы, виднелись под небольшими мочками, открытую шею украшал лишь черный плетеный шнурок с простым серебряным крестом. Платье Вероники было сшито, если и не по последней моде, то близко к ней, а посему декольте открывало не только шею, но и плечи, которые, возможно, были широковаты, но их безупречная форма и красота матовой, чуть смугловатой кожи заставляли не заметить этого недостатка.
