Колодец в небо - страница 120
Нынешнее думское здание, некогда выстроенное для сталинского Госплана и, вероятно, хранившее где-то в глубине регулярно проводимых турецких реконструкций и евроремонтов призраки былых наркомов, окончательно потеряло прежний драйв политического ристалища. Как потеряло и скандальную славу двух первых дум. Нудное номенклатурное заведение, не больше… И в буфете теперь не было ничего интересного, кроме пирожных, которые мне были категорически запрещены – опять прибавлю в весе сверх положенных трехсот граммов в неделю. Марина скажет, что я отекаю, и не докажешь, что это всего лишь пирожные, а не вызванные болезнью почек отеки.
Спокойно допить жиденький, правда дешевый, думский кофеек не удалось. Зазвонил мой телефон:
– Не родишь своего выродка!
Сил воспринимать все происходящее с юмором уже не оставалось.
– Что-то неприятное? Ты вся посерела, – поинтересовалась Элька.
– Так, идиоты какие-то с угрозами.
– Может, они думают, что ты дома колье из желтых бриллиантов хранишь и похитить его хотят?
Супруга народного избранника страстно желала выкупить у меня сдуру купленное в Куршевеле дорогущее бриллиантовое колье. Не иначе как бес тогда меня попутал! Колье я купила назло третьей (теперь уже тоже бывшей) Лешкиной жене Ирке и жене мясомолочного министра, которые тогда глядели на нас с Ликой как на обслугу, а такое колье себе все же позволить не могли. Купила, а потом жутко ругала себя за «новорусские понты», представляя себе, сколько лекарств больным детям за эти деньги можно оплатить.
Утешила Лика.
– Мы колье Эльке сосватаем. Что не могут позволить себе жены опальных олигархов, вполне по карману женам честных народных избранников. Главное, только все в нужном свете Эльке подать. И ни в коем случае сразу колье не отдавать. Элька обожает понравившуюся вещь брать с боем. Сколько бы она тебе ни предлагала, загадочно улыбайся и молчи. Все остальное я ей как надо напою.
Тогда для Эльки, в своем баснословном красном костюме «от Аляра» стоящей на Куршевельских склонах (кататься на лыжах в своем южном городе Элька не научилась, но покрасоваться всегда умела) и завороженно глядящей в сторону арабской свиты, была измышлена легенда о шейхском происхождении моего колье. Из сокровищницы Абдаллы кольешечко, мол. Дальше мне пришлось по строгому наказу Лики изображать дамочку, не желающую расстаться с сокровищем, пока Элька не взовьет цену до нужной. До сих пор я строгую дамочку и изображала, периодически спрашивая у Лики, не пора ли колье отдавать. Лика раз за разом велела терпеть, хотя предлагаемая Элькой сумма давно уже многократно превысила навязанный мне даже с куршевельской наценкой номинал.
Теперь же, когда все ее украшения не выдержали конкуренции с экспонатами Алмазного фонда, Элька не могла думать ни о чем другом, кроме не отвоеванного у меня «шейхского колье». Против каждого из сокровищ Кремля по отдельности Элькины драгоценности оборону еще держали, а все вмести императорские регалии, увы, переигрывали ее украшения по очкам. То-то Элька и впала в уныние.
– Нет, колье, скорее всего, ни при чем, – покачала головой я. – Дело хуже. Нерожденным ребенком пугают.
– Что у этих людей за понятия! – взвилась жена честного бандита. – Как так можно! Всем известно – родители, женщины, дети – это святое. Трогать их запрещено. Запрещено, и все тут! Порядочные люди ни в каких разборках детей не трогают. Давай скажем Ашотику, пусть охранку тебе организует.
– Спасибо, я уж как-нибудь сама. Ох, и жарко тут в вашей Думе стало! – открестилась от бандитской охраны, салфеткой вытирая проступившие капли пота на лбу, и решила не ждать больше Ликиной отмашки. – А колье можешь забирать.
Надоело испытывать угрызения совести за столь нелепо потраченные деньги с диктаторшиного, пусть и переведенного на мое имя счета. Неужели Лиля Кураева узнала, что я таки нашла и оприходовала счет, и теперь пойдет на все, чтобы счет этот все-таки отобрать? Скорее надо придумать некое полезное ему применение. Не то из-за каких-то чужих, не нужных мне денег можно потерять в жизни главное. А что у меня в жизни главное? Димка и девочка, которая внутри. И еще сама возможность жить, а не заживо умирать…
Или это все же не Лиля мне угрожает. Тогда кто? И странная эта фраза про смертный грех рожать от чужого мужа. Сама я Джилл, с которой Никита прожил последние годы, ни разу не видела. Джойка вынужден был общаться со второй семьей отца во время символических похорон погибшего на рухнувшем в океан «Боинге» Никиты. Сказал, что вполне нормальная американская тетка, к нему хорошо отнеслась. В гости приглашала и сама с дочкой своей, которая Никиту отцом почитала, собиралась в Москву прилететь, посмотреть, где погибший муж жил и куда – об этом она так и не успела узнать – собирался, бросив их, снова вернуться.
Но во время похорон ни Джилл, ни наш с Никитой сын Димка не знали, что от последней ночи, которую я после десятилетней разлуки провела с Никитой перед самой его гибелью, во мне осталась наша девочка. Я сама об этом четыре месяца понятия не имела. Списывала все недомогания и тошноты на психотропные вещества, которыми меня, по заказу все той же Лили Кураевой пичкал иноземный психоаналитик.
Неужели Джилл или ее дочка могли все узнать и пойти на такой жуткий шантаж. Но зачем?
Обсудив, когда Элька переведет деньги и когда заберет не нужное мне, но «жутко нужное» ей сокровище, мы вернулись в кабинет ее дражайшего супруга. Ашот, оторвавшись от монитора трансляции, на котором шла очередная перепалка по поводу закона о монетизации льгот, отрапортовал:
