Наслѣдство - страница 30

Когда Катя, расхрабрившись, через неделю спросила начавшего выздоравливать Михаила, почему ему не было страшно, тот только улыбнулся в ответ и таинственно шепнул ей на ухо:

— Я боялся. Очень. Просто за сестру я боялся больше. Знаешь, страх не должен мешать людям делать правильные вещи.

И он с нежностью посмотрел на Лизу и Марию, обсуждающих у камина что-то свое, девичье.

Столь долго описываемая картина в мгновение ока пронеслась перед глазами Кати. Собака сменила лай на вой. Бандит с поврежденной рукой сделал еще шаг по направлению к испуганной вдове…

Екатерина резко развернулась и со всех ног припустилась бежать обратно, к Ювелирной улице. Усложняло процесс то, что юбки приходилось держать одной рукой — в другой были деньги. Услышав чужое сосредоточенное сопение почти у самого уха, Мережская, не оглядываясь, попыталась ускорить бег, тем более заветная цель была близка…

Каблук добротных уличных туфель запутался в не менее прочной ткани подъюбника, и вдова полетела на землю, едва успев выставить вперед локти.

Боль не значила ничего, по сравнению с ужасом, накатившим на нее от осознания своего проигрыша…

Сейчас у нее отберут деньги, а, может, сделают вещи еще более ужасные. И она успеет пожалеть о том, что собственный муж, не поднимавший на нее никогда руку, в постели был ей неприятен.

— Корявый? А ну стоять! Именем закона! Стоять! Щас патруль позову!

Топот ног отдалился. Катю осторожно взяли за локоть.

— Поднимайтесь, все в порядке. Они убежали. Вы сильно ударились?

Екатерина оперлась на чужую руку и встала с земли.

— Спас…  — голос не слушался. — Спасибо. Вы… Юрий???

Талькин, рассмотревший спасенную даму, преобразился в мгновение ока: глаза его загорелись, пальцы сильнее впились в Катин локоть, а правая ладонь стала смахивать пыль с ее платья. В районе талии.

Мережская вырвала руку и отстранилась.

— Благодарю за помощь. Каким путем привел вас сюда Отец?

Юноша смутился.

— Да я так, по делу. Тут один умник недавно вывеску на золотой цепи повесил, так ее в ту же ночь украли. А мы, значит, теперь ее ищем.

Бешено колотящееся сердце постепенно приходило в норму. Так и непролитые слезы куда-то испарились. Катя попыталась сосредоточиться на простых вещах: отряхнула пыль с платья, поправила прическу, проверила не порвался ли мешочек с деньгами. Хмуро наблюдавший за ней секретарь, не дождавшись ответа на свою реплику, обеспокоенно спросил:

— С вами все в порядке?

Екатерина кивнула. Наверно, парень все же что-то понял: подошел, взял ее за руку — не как восторженный юнец, а как мужчина, в полной мере осознающий свою ответственность за слабый пол, и повел к стоящей на углу самоходной карете.

— Я вас провожу до дома, — сообщил он серьезным, несвойственным ему голосом. — Не волнуйтесь, все позади.

Катя, обессиленная недавней борьбой и с самой собою и с внешними обстоятельствами, позволила усадить себя в карету, довезти до дома и проводить до двери. На требовательный стук открыла как всегда чопорная Аглая.

— Госпожа? Что случилось?

Екатерина почувствовала огромное желание просто спрятаться за спину Талькина, все еще держащего ее за руку, и разрешить ему все объяснить и со всем разобраться.

Нельзя.

— Все в порядке. Просто на улице сбил с ног прохожий мальчишка. Распорядись через полчаса принести мне в спаль… в библиотеку горячий чай. — Она обернулась к секретарю и мягко высвободила свою ладонь. — Спасибо за помощь. До свиданья.

Мережская шагнула к двери.

— Катя…

Она обернулась. Юрий смотрел на нее грустными глазами и мял в руках головной убор.

— Вы простите меня?

— Таким вы мне нравитесь гораздо больше, — вдруг слетело у нее с языка. Талькин не улыбнулся.

— Ну, что вы! За что? Я очень благодарна вам за помощь! — искренне пояснила девушка. Секретарь кивнул, развернулся на пятках на 180 градусов и, не оглядываясь, направился по улице вниз.

Екатерина вошла в дом, закрыв за собой дверь подрагивающими руками.

В библиотеке было холодно. Мережская собственноручно подбросила в огонь поленьев и залезла с ногами на диван, закутавшись в когда-то забытую здесь шаль.

Накрыло с головой. Что? Тоска? Боль? Страх? Она вряд ли смогла бы это описать. Просто было плохо. Очень.

Она стала раскачиваться вперед-назад, обхватив колени руками. Слезы перекатывались из глаз на подол юбки, оставляя на ткани все более разрастающееся мокрое пятно.

Мама… пожалуйста… обними меня…

И ее обняли.

Успокаивающе гладили по спине и по-матерински целовали в лоб.

Так она и заснула — в кольце чужих рук, с мокрым от слез лицом, бледная и обессилевшая.

Пришедшую с чайником Ульяну Михаил выгнал за дверь одним свирепым взглядом.

* * *

Все тело болело. Разлепив кое-как глаза, Екатерина попыталась осмотреться.

Дрова в камине почти прогорели, и комната освещалась и обогревалась только лучами заходящего солнца. На старом диване рядом с Катей, положив голову на собственную руку, а руку — на подлокотник стоявшего вплотную к дивану кресла, дремал Михаил. По всей видимости, Катя заснула на его плече.

Вдова с тихим стоном закрыла лицо ладонями. Стыдно-то как! Спала практически в обнимку с посторонним мужчиной! Позор…

Климский вздохнул во сне. Екатерина судорожно оторвала руки от лица и отодвинулась от мужчины на другой край дивана. Юрист чуть повел плечом, но не проснулся, а только сильнее засопел.

Катя аккуратно встала, подбросила в камин дров, зажгла свечи на двух подсвечниках. Дел больше не нашлось, и она вернулась на диван. Укуталась в шаль и стала смотреть на спящего мужчину.