Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном - страница 35

граф Апраксин препроводил в Военно-судную комиссию доставленные к нему по высочайшему повелению шефом жандармов и командующим Императорской главной квартирой генерал-адъютантом графом Бенкендорфом найденные между бумагами покойного камер-юнкера Пушкина четыре письма и билет, могущие служить оной комиссии руководством и объяснением.

Означенные письма и визитный билет, все на французском диалекте, по переводе их членами Военного суда на российский диалект они оказались следующего содержания:

1) письмо нидерландского посланника барона де Геккерна к камер-юнкеру Пушкину без означения числа:

«Милостивый государь!

Не зная ни Вашей руки, ни Вашей подписи, я обращаюсь к виконту д’Аршиаку который вручит Вам сие письмо, чтоб засвидетельствовать, что письмо, на которое я отвечаю, точно от Вас. Содержание его до того вышло из границ возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности сего письма. Вы, кажется, забыли, милостивый государь, что Вы отступились от вызова, который Вы адресовали к барону Егору Геккерну и который им был принят: доказательство мною представляемого находится писанное Вашей рукой и осталось у секундантов. Мне остается только Вас предупредить, что г-н д’Аршиак явится к Вам, чтоб с Вами условиться о месте, где встретитесь с бароном Егором Геккерном, и Вас предупредить, что встреча сия не терпит никакого отлагательства; я буду уметь позднее, милостивый государь, заставить Вас ценить важность сана, которым я облечен и который никакие поступки с Вашей стороны не в состоянии затмить.

Я есмь, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга барон Геккерн».

На сем же письме сделана следующая надпись рукой подсудимого: «Читано мною и одобрено.

Барон Егор Геккерн»».

2) Визитный билет без обозначения числа:

«Я прошу господина Пушкина сделать мне честь сказать, может ли меня принять. Если не может теперь, то в котором часу это будет возможно.

Виконт д’Аршиак,

состоящий при французском посольстве».

Письма:

3) виконта д’Аршиака к камер-юнкеру Пушкину от 26-го января / 7-го февраля 1837 года:

«Вторник.

Нижеподписавшийся извещает г-на Пушкина, что он будет ожидать у себя сего дня до одиннадцати часов вечера и после сего часа на бале графини Разумовской особу, коей будет поручено рассуждать о деле, долженствующем кончиться завтра.

Между тем он предлагает г-ну Пушкину уверения своего отличного уважения д’Аршиак».

4) его же д’Аршиака к Пушкину от 27-го января:

«Я настаиваю еще теперь, о чем имел честь Вас просить вчера вечером. Необходимо, чтоб я переговорил со свидетелем, которого Вы изберете, и то в самое короткое время; до полудня я останусь в моей квартире, надеюсь до того часа принять особу, которую Вам угодно будет ко мне прислать.

Примите, милостивый государь,

уверенье моего отличнейшего уважения д ’Аршиак

С.-Петербург, среда 9 часов утра».

и 5) от него же, д’Аршиака, к Пушкину

от 27-го января:

«Оскорбив честь барона Егора Геккерна, Вы должны ему удовлетворением. Вам должно избрать себе свидетеля. Ни в каком случае нельзя Вам его доставить.

Готовый со своей стороны явиться на место, барон Егор Геккерн торопит Вас устроить все с Вашей стороны. Всякое замедление будет им принято за отказ должного удовлетворения и к намерению оглаской сего дела помешать его окончанию.

Необходимое до встречи свидание секундантов, будет, если Вы еще откажете, одно из условий барона Егора Геккерна. Вы мне вчера говорили и писали сего дня, что Вы их принимаете.

Примите, милостивый государь, уверение

моего совершенного уважения д’Аршиак».

Военно-судная комиссия по собрании всех изъясненных сведений в определении своем 13-го минувшего февраля заключила: привесть сие дело немедленно к окончанию. Определение это подписали все члены: как презус, так и асессоры, но производитель дела, аудитор лейб-гвардии Конного полка 13-го класса Маслов, не скрепивши его, на другой потом день подал в Военно-судную комиссию рапорт, в котором изъяснил следующее: что, хотя комиссия и заключила привесть дело к немедленному окончанию, но он, Маслов, по лежащей на нем обязанности, изложенной в воинских процессах 1 главы в пунктах 7 и 8, и, соображаясь с указом 1802 года августа 18-го с пунктом 15, по обстоятельствам настоящего дела считал бы неизлишним потребовать чрез с. – петербургского обер-полициймейстера установленным порядком от жены камер-юнкера Пушкина объяснение в том, и именно:

1) не известно ли ей, какие именно безымянные письма получил покойный муж ее, которые вынудили его написать 26-го января к нидерландскому посланнику барону Геккерну оскорбительное письмо, послужившее, как по делу видно, причиной к вызову подсудимым Геккереном его, Пушкина, на дуэль;

2) какие подсудимый Геккерн – он сам сознается – писал к ней, Пушкиной, письма или записки, кои покойный муж ее в письме к барону Геккерну от 26-го января называет дурачеством; где все сии бумаги ныне находятся, равно и то письмо, полученное Пушкиным от неизвестного еще в ноябре месяце, в котором виновником распри между подсудимым Геккерном и Пушкиным назван нидерландский посланник барон Геккерн и вследствие чего Пушкин еще прежде сего вызывал подсудимого Геккерна на дуэль, но оная не состоялась потому, что подсудимый Геккерн предложил жениться на его свояченице, а ее сестре;

и 3) как из письма умершего Пушкина видно, что посланник барон Геккерн, когда сын его, подсудимый Геккерн, по болезни оставался дома, говорил жене Пушкина, что сын его умирает от любви к ней, а после уже свадьбы Геккерна, как Пушкин 27-го января у виконта д’Аршиака в присутствии секунданта своего подполковника Данзаса объяснил, что они, Геккерны, дерзким обхождением с женой его при встречах в публике давали повод к усилению поносительного для чести их, Пушкиных, мнения, то посему он, аудитор Маслов, считал бы нужным о поведении г-д Геккернов в отношении обращения их с Пушкиной взять от нее также объяснение.