Заметки о Гитлере - страница 5
Также и субъективно ноябрь 1918 года дал толчок к решению Гитлера стать политиком, даже если в действительности он пришел к этому решению лишь осенью 1919 года. Но ноябрь 1918 года был его опытом пробуждения. «Никогда снова не должно быть и не будет в Германии ноября 1918 года» — это его высказывание было после множества политических мечтаний и умозрительных рассуждений его первым политическим проектом, первой конкретной целью, которую поставил себе молодой частный политик — а впрочем, и единственным, чего он действительно достиг. Во время Второй мировой войны действительно не произошло снова ноября 1918 года: ни своевременного прекращения войны, ни революции. Гитлер все это предотвратил.
Проясним себе, что же содержится в этом «Никогда снова ноябрь 1918». Здесь очень много всего. Во–первых, следует сделать невозможной следующую революцию в положении, подобном тому, как было в ноябре 1918 года. Но во–вторых — а иначе же первое повисает в воздухе — здесь намерение снова создать подобное положение. И это означает, уже в-третьих, что следует снова предпринять проигранную или предательски прерванную войну. В-четвертых, война должна быть снова предпринята исходя из внутреннего положения, в котором не будет никаких потенциально революционных сил. Отсюда недалеко и до пятого: ликвидации всех левых партий — и почему же тогда уж заодно не всех партий? Поскольку однако то, что стоит за левыми партиями, рабочий класс, невозможно ликвидировать, следует их политически склонить на сторону национализма, и это означает, в-шестых, что следует предложить им социализм, во всяком случае некий вид социализма, а именно национал–социализм. А их существовавшую до сих пор веру — марксизм — следует (это в-седьмых) — уничтожить, и это означает — в‑восьмых — физическое уничтожение марксистских политиков и интеллектуалов, среди которых, слава богу, великое множество евреев, так что — в-девятых, и это самое старое желание Гитлера — можно одновременно уничтожить и всех евреев.
Отсюда видно, что внутриполитическая программа Гитлера в то мгновение, когда он вошел в политику, оформилась почти полностью. Между ноябрем 1918 и октябрем 1919, когда он стал политиком, у него было достаточно времени, чтобы все уяснить для себя и привести в систему. И следует отдать ему должное, что он не был обделен талантом уяснять что–либо и делать из этого выводы. Этого было ему не занимать уже во времена его молодости в Вене, а равным образом и мужества теоретические (а именно радикальные) выводы затем столь же радикально претворять в практику. Разумеется, примечательно также то, что все это умозрительное построение базируется на ошибке: а ошибка в том, что революция была причиной поражения. В действительности же она была его следствием. Но это заблуждение вместе с Гитлером разделяли очень многие немцы.
Внешнеполитической программы опыт пробуждения 1918 года ему еще не подарил. Её он выработал лишь в последующие шесть или семь лет, но мы хотим здесь совсем коротко её обрисовать. Сначала здесь было только намерение в любом случае возобновить прерванную — по мнению Гитлера преждевременно — войну. Затем пришла мысль — развязать новую войну не просто как повторение прежней, но при новой, более благоприятной конъюнктуре союзов, с использованием противоречий, которые во время и после Первой мировой войны взорвали вражескую коалицию. Фазы, в которые развивалась эта мысль, и различные возможности, с которыми играл Гитлер в 1920–1925 годах, мы здесь опустим; о них можно прочитать в других книгах. Во всяком случае, конечным результатом, изложенным в «Майн Кампф», был план, предусматривавший Англию и Италию в качестве союзников или благожелательных нейтралов, государства–наследники Австро — Венгрии и Польшу — как вспомогательные нации, Францию — как заранее нейтрализуемого побочного врага, а Россию — в качестве главного врага, которого следует завоевать и надолго поработить, чтобы сделать из нее немецкое жизненное пространство, «германскую Индию». Таков был план, который лежал в основе второй мировой войны, правда с самого начала события пошли не по нему, поскольку Англия и Польша не приняли предназначенных им ролей. Мы еще не раз вернемся к этому. Здесь же, где мы имеем дело с политическим развитием Гитлера, мы не можем дольше на этом останавливаться.
Теперь перед нами вхождение Гитлера в политику и в публичность осенью и зимой 1919–1920 гг. Это был его опыт прорыва — после опыта пробуждения в ноябре 1918 г. И притом прорыв состоял не столько в том, что он быстро стал ведущим человеком в Немецкой рабочей партии, которая вскоре была переименована в Национал–социалистическую немецкую рабочую партию. Для этого немного требовалось. Партия в то время, когда он в нее вступил, была неприметным «кружком из задних комнат» с менее чем сотней малозначимых членов. Опыт прорыва состоял для Гитлера в том, что он открыл в себе свою силу оратора. Этот день можно датировать точно: 24 февраля 1920 года, когда Гитлер с решающим успехом держал свою первую речь перед массовым собранием.
Известна способность Гитлера превращать собрания самых различных людей — чем больше и чем смешаннее, тем лучше — в гомогенную, пластичную массу, переводить эту массу в своего рода состояние транса и затем как бы доводить до коллективного оргазма. Собственно говоря, способность эта основывалась не на ораторском искусстве — речи Гитлера шли медленно и с запинанием, в них было мало логики и иногда вообще не было ясного содержания; кроме того, они произносились хрипло–шершавым, гортанным голосом. Но это была гипнотическая способность, способность концентрированной силы воли каждый раз овладевать коллективным подсознанием. Это гипнотическое воздействие на массы было для Гитлера его первым (и на долгое время единственным) политическим капиталом. Насколько сильным оно было — на этот счет существуют бесчисленные свидетельства оказавшихся под его влиянием.
