От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания - страница 11
Так шла жизнь полка до 1818 года.
В 1818 году император Александр Павлович во время пребывания на Эрфуртском конгрессе впервые услыхал от князя Миттерниха, что в самой России в отношении революционных течений не вполне благополучно, и что эти течения нашли благоприятную почву в любимом государя Семеновском полку.
Пораженный этими сведениями, Александр Павлович по возвращении в Петербург поделился ими со своими братьями и по настоянию великого князя Михаила Павловича было решено подтянуть полк, для чего командиром был назначен генерал-майор Шварц, узкий фронтовик, жестокий по натуре, Шварц совершенно не понял, с каким полком имеет дело. Начались мелкие придирки, были восстановлены телесные наказания.
Один из излюбленных приемов подтягивания заключался в следующем: каждый день, в семь часов утра, в зал командирского дома должны были прибывать по одному рядовому от каждой роты, раздеться, сложить по форме вещи на расставленных табуретках и голыми ожидать появления командира полка.
Шварц входил, проверял, так ли разложены вещи, и приказывал одеваться.
Если кто-либо при этом ошибался, то Шварц, сам маленького роста, вскакивал на табуретку, надевал провинившемуся кивер и бил по нему до тех пор, пока кивер не спускался через лицо и уши до самой шеи.
Не лучше шло и на учениях. Особенно он придирался к государевой роте, сплошь состоявшей из Георгиевских кавалеров.
Дошло наконец до того, что в 1822 году на одном из строевых учений рассвирепевший Шварц приказал арестовать государеву роту и отвести ее в Петропавловскую крепость.
Вот тут впервые полк не сдержался и раздались голоса:
– Государева рота нам голова, если ее арестовать, то и мы вместе с ней пойдем в крепость.
Испугавшийся Шварц поскакал к великому князю Михаилу Павловичу и доложил, что в полку вспыхнул бунт.
Великий князь поверил, доложил государю и было решено раскассировать полк.
В Петербург был приведен 9-й пехотный Новоингерманландский полк, переодет в семеновские мундиры, а всех семеновцев раскассировали по другим полкам с таким расчетом, чтобы никуда более шести человек не попало.
Полк был переведен в молодую гвардию и вернул себе права старой гвардии лишь в 1831 году за штурм Воли.
И вот с того времени, несмотря на все заслуги, Семеновский полк все же был в подозрении. Даже доблестное поведение полка в 1905 году не вполне загладило это отношение.
В 1875 году я поступил в Академию Генерального штаба.
В то время еще не было столь многочисленных приемов. Вступительный экзамен производился довольно строго.
В течение младшего курса и первых съемок к проходившему курс присматривались, а сортировка шла при переходных экзаменах с младшего курса на старший. Зато кто успешно их выдерживал, считался уже желательным в академии как будущий офицер Генерального штаба.
В дальнейшем ему во всем помогали, и только собственное нежелание серьезно заниматься могло повлечь неудачу на экзаменах, на темах дополнительного курса и отчислении от академии.
Так было и с нами. На приемный экзамен явилось 85 офицеров, из них выдержали вступительный экзамен и были зачислены в академию 36, из этих 36 перешли на старший курс 24, которые успешно окончили академию (18 – по первому разряду, 6 – по второму).
Наш выпуск был последним при генерал-лейтенанте Леонтьеве, скончавшемся весною 1878 года от рака.
Генерал-лейтенант Леонтьев стоял во главе академии в 1865 года. Своим твердым руководством, необычайным тактом и умелым подбором профессоров совершенно преобразовал внутренний быт и внешний облик будущих офицеров Генерального штаба и поставил академию на такую высоту, какой она не достигала ни до него, ни после.
Мы еще застали всех лучших из старых профессоров: по прикладной тактике и стратегии генерал-лейтенанта Леера, по военной истории генерал-майора Станкевича. по статистике иностранных государств (обзор пограничных театров войны) генерал-майора Обручева, по статистике России генерал-лейтенанта Макшеева, по геодезии генерал-майоров Рехневского и Штубендорфа, по русскому языку профессора Галахова, по международному праву профессора Феоктистова. При нас же начали чтение лекций молодые профессора: по тактике пехоты полковник Гудима-Левкович, по тактике кавалерии, а затем и военной истории полковник Сухотин.
Пропускать лекции не приходилось не только потому, что по уставу академии посещение лекций было обязательно и приравнивалось к служебным обязанностям, но такие профессора, как Леер, Обручев, Макшеев, в своих лекциях часто излагали столько нового, еще не вошедшего в руководства, что без записи лекций нельзя было с успехом выйти к экзамену.
Генерал-майоры Леер, Обручев, Станкевич читали так увлекательно, что мы заслушивались. Генрих Антонович Леер, имея в своем распоряжении время после большого перерыва (от 12.30 до 3 часов), читая прикладную тактику или стратегию, не только увлекал нас, но и сам так увлекался иногда, что забывал про перерыв между лекциями и заканчивал чтение далеко после трех часов.
Кроме слушания лекций, к нашим услугам были библиотека академии и богатейшая библиотека Главного штаба.
В перерывах между лекциями процветала шахматная игра, особенно вчетвером.
Так и мы четверо: Водиско, Надаров, Чичагов и я, постоянно садились за четверную партию.
Мнение, что переходный экзамен на старший курс почти наверняка предрешал успешное окончание академии, настолько установилось среди состоявших в ней офицеров, что вслед за окончанием этих экзаменов все выдержавшие их сходились на общий обед, за которыми происходило настоящее братание.
