De Secreto / О Секрете - страница 294
Мне много раз в жизни приходилось сталкиваться с бытовыми, рассудочными сторонниками расчленения нашей страны, один из них работал вице-губернатором в успешном и самодостаточном чернозёмном регионе. В их суждениях не присутствовало никаких формальных логических нарушений — разве что отсутствовало понимание того факта, что на мировом уровне сильные считаются только с сильными, а мотивы агрессии совсем не обязательно рациональны. Но они и не утруждали себя геополитическими премудростями — как всякий человечек малого масштаба, они поднимали бровки: а зачем?
С Виленским можно спорить по мелочам — в его собственной логике. Во-первых, сам Бехтерев, якобы ставивший диагноз Сталину, однажды лечился в Петербурге в психиатрической больнице (ныне № 6). Острейший психоз с онейроидной клиникой, переходящей в аменцию, Чистович отнёс бы к инфекционным. Но с позиции школы Снежневского, у молодого учёного, будущего академика, имел место приступ фебрильной шизофрении. И уж тем более — с позиции лично Виленского, который произвольно включает в шизофрению и иные состояния с расстройствами терморегуляции (следуя доведенной до абсурда логики Вейна, отрицающего как класс органические заболевания ЦНС с преимущественным поражением межуточного мозга).
Во-вторых, не приходило ли в голову Виленскому поинтересоваться родственниками покойного В.М. Бехтерева, в частности академиком Н.П. Бехтеревой? Для начала просто всмотреться в лицо этой женщины во второй половине жизни? И наконец, поинтересоваться логикой развития её своеобразного учреждения в Петербурге и истоками её иррациональной ненависти к институту имени своего деда?
В-третьих, к вопросу об идеях преследования: существовали ли заговоры с целью физического уничтожения Сталина — или для такого умысла ни у кого не было никаких поводов?
В-четвёртых, вот случай для Виленского. Один из основателей НПА, профессор К., настырно доказывал встречному и поперечному, что от больного шизофренией может заразиться любой проживающий с ним в одном подъезде. Этот профессор не придумал вирусную теорию происхождения больших психозов, но настолько её утрировал, что в ней невооружённым глазом читалось отражение припрятанных (диссимулируемых) собственных болезненных страхов. Здоров или болен этот гипердиагност?
И наконец, в-пятых: не производит ли сам Виленский своей фиксацией на всеобщем диагностировании впечатления паранойяльной личности?
Но всё это мелочи. Главная проблема не в том, кто где лечился или напрасно не лечился. Проблема в подходе, который напрасно вдохновил наших охранителей. Тем более что профессор Виленский не только был доктринёром, но и представлял собой тип, который нередко характеризуют как «салонный дурак». Доказываю его фразой: «Как реакция на гитлеровский геноцид в СССР возникло гонение на генетику». Известно, что происходит с дураком, а точнее, его лбом, когда ему предлагают помолиться.
Главная проблема в том, что, увлекая охранителей своим подходом, Виленский, камуфлирующий собственные израильские страхи, загнал добросовестных русских охранителей в смысловой тупик. Стоит им попытаться воспользоваться его подходом, как вслед за Pussy Riot мы получим не горстку, а весьма внушительный отряд граждан с диагнозами и без, с духовным, военным, инженерным, педагогическим и медицинским призванием, который скажет власти, персонифицированной охранителями:
— Да, мы ненормальные, потому что мы неравнодушны.
— С нами Пушкин, Достоевский, Толстой, Гоголь, Гаршин, Леонид Андреев, Велимир Хлебников, Блок, Белый, Маяковский.
— С нами Галилей и Коперник, с нами Колумб и Магеллан, с нами врач Пастер, миссионер Ливингстон и этнограф Маклай, с нами все первопроходцы, изобретатели и революционеры.
— С нами русские святые. И все христианские святые. И апостолы. И если хотите, Христос, считавший себя сыном Божиим, вместе с Иосифом, которому приходили видения.
И такие демонстранты будут правы.
Потому что поиск, порыв, мотив спасения душ и жизней — свойство, отличающее не патологию от нормы, а человека от низших существ.
Потому что талант, а тем более воля, не исчерпывается патологией, даже если она следует рядом. Потому что не болезнь, а личность и среда определяет применение задатков во благо или во зло. И общественная среда, которую своей энергией и примером заряжает человек с даром вождя и полководца, может поднять ценностную планку до того градуса, когда самопожертвование становится нормой.
А если в мире есть области, где природа и архитектура генерируют импульсы низменных, животных начал, то это неизведанное явление не имеет отношения к дару и болезни.
Потому что в великой русской литературе весь верхний ряд занимают личности с отклонениями более чем пограничного характера, но это не уменьшает масштаба личностей и творений.
И не только в русской. Виктор Гюго, у которого брат и дочь были психически больны, в единственном числе занимает верхний ряд французской литературы. Акутагава Рюноскэ и Юкио Мисима — в японской.
Такие демонстранты будут правы. Но то, как они распорядятся своим протестным импульсом, определится масштабом их личностей и свойствами среды.
И поэтому, если применить элементарную фантазию и продолжить сюжет гипотетического Crazy Riot здесь и сейчас, то «революция ненормальных» будет неизбежно сопровождаться издержками.
Акт второй: рядом с вышеназванными лозунгами появится непрошеный лозунг: «С нами Чайковский, Нуриев, Виктюк, Борис Моисеев и Гидо Вестервелле».
