De Secreto / О Секрете - страница 309
Более того — появляются всё новые свидетельства о фальсификациях аварийных документов, и мои подозрения, высказанные в работах [15, 24], всё больше превращаются в уверенность. Так, в [25] приведены показания следователя ГПУ (Главной прокуратуры Украины) С. Янковского: «Мне довелось быть участником этого расследования с первых часов после аварии до направления уголовного дела в суд. Это уникальное по своему документальному содержанию уголовное дело, состоящее из 57 томов следственных документов и многих приложений, доселе лежит мёртвым грузом в архиве Верховного суда России. Многие из приложений до сих пор сильно “фонят”, но зато заключают в себе убийственную по своей силе информацию. Уверен, что о большинстве документальных данных многие в Украине даже и не слышали. Дело-то было совершенно секретным, а первичные документы мы изъяли на станции незамедлительно, и к вечеру 28 апреля 1986 года они были уже в Москве. То, что потом изучали многочисленные специалисты, было в основном какими-то урезанными копиями или вообще фальсификатом»(с. 435). Видимо, это относится и к вышеприведенным показаниям В. Жильцова, как и к воспоминаниям некоторых членов Правительственной комиссии — они явно подгонялись под официальную версию; впрочем, это как раз те, о коих я не упоминал потом в [24], как об элементах целого «паззла».
Так что я и пришёл, в конце концов, к выводу: начинать надо из показаний свидетелей аварии, притом не специально подобранных, что часто встречается в работах тех авторов, которые привязаны к одной версии — с целью подтвердить именно её, а имеющихся в давно опубликованных книгах, вроде [1,4]. Начнём со свидетельств людей, оказавшихся той ночью вблизи 4-го блока — их не так много, но и не мало! Сначала — из показаний случайных, в общем-то, свидетелей, находившихся вовне и видевших всё со стороны, будучи притом достаточно близко от места аварии (отмечу сразу: для меня большинство их были неизвестными ранее — до написания работ [13–15, 24]). Сперва отметим свидетельства, приведённые в [1], вот только расположим их в порядке удаления от блока.
1. Первыми идут свидетельства двух рыбаков — Протасова (наладчика из Харькова) и местного жителя Пустовойта, которые находились ближе всех, так как сидели «в 240 метрах от 4-го блока, как раз напротив машзала…, на берегу подводящего канала, и ловили мальков»(с. 60). Но скоро их идиллия была нарушена: «они услышали вначале два глухих, словно подземных, взрыва внутри блока. Ощутимо тряхнуло почву, последовал мощный паровой (?! — Н.К.) взрыв, и только потом, с ослепляющим выбросом пламени, взрыв реактора с фейерверком из кусков раскалённого топлива и графита. В разные стороны летели, кувыркаясь в воздухе, куски железобетона и стальных балок» (там же). Причём рыбаки эти… преспокойно продолжили своё занятие, видели весь процесс тушения, и так до рассвета. А в результате «рыбаки схватили по 400 рентген каждый. За ночь они загорели до черноты, будто в Сочи месяц на солнце жарились. Это и есть ядерный загар»(там же, с. 60–61).
2. Затем, чуть далее находился второй очевидец Д.Т. Мирушенко, сторож «в управлении Гидроэлектромонтаж, которое располагалось уже в 300 метрах от 4-го энергоблока», который сообщил: «Услышав первые взрывы, подбежал к окну. В это время раздался последний страшный взрыв, мощный удар, похожий на звук во время преодоления звукового барьера реактивным истребителем, яркая вспышка озарила помещение. Вздрогнули стены, задребезжали и во многих местах повылетали стёкла, тряхнуло пол под ногами. Это взорвался атомный реактор. В ночное небо взлетели столб пламени, искры, раскалённые куски чего-то»(там же, с. 57).
А затем «большой клубящийся чёрно-огненный шар стал подниматься в небеса, сносимый ветром. Потом сразу же за главным взрывом начался пожар кровли машзала и деаэраторной этажерки» (с. 58). Сам же Мирушенко оставался на посту до самого утра.
3. Да и Ю. Щербак привёл аналогичные показания Н. Бондаренко, работавшего на азотно-кислородной станции, «где-то в 200 метрах от 4-го блока. Мы почувствовали подземный толчок, типа небольшого землетрясения, а потом, секунды через 3–4, была вспышка над зданием 4-го блока. Я как раз посредине зала находился…, повернулся, а тут как раз в окно вспышка такая — типа фотовспышки»([4], с. 47).
4. В [1] затем приводятся показания оператора бетоносмесительного узла ЖБК Чернобыльской АЭС И.П. Цечельской, находившейся «на расстоянии 400 метров от 4-го энергоблока, и также услышавшей взрывы — четыре удара, но она осталась работать до утра» (там же, с. 58). Т. о., внешние свидетельства практически совпадают.
5. Кроме того, Г. Медведев приводит также свидетельства пожарника, тушившего пожар на ЧАЭС (и лечившегося затем в 6-й клинике Москвы), который находился несколько далее и так описал произошедшее: «Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали значения, потому что выбросы пара происходили неоднократно… Я собирался уходить отдыхать, и в это время — взрыв. Я бросился к окну, за взрывом мгновенно последовали следующие взрывы». Таким образом, по свидетельству пожарника: «взрывов было как минимум три. Или больше» ([1], с. 55), и он далее добавил: «Я увидел чёрный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения 4-го блока» (с. 56).
6. Подобные свидетельства приведены и Ю. Щербаком в [4]: Пожарник Л.М. Шаврай (ВПЧ-2) свидетельствует, что по тревоге выскочил на двор, и видит: «облако такое, столб огня и облако чёрное над трубой… От самого блока — красный столб, дальше — синеобразный, а выше — гриб чёрный. Полтрубы закрывал. Верхнюю часть трубы. Мы в машину — скок, живо туда подъезжаем, смотрим — нету ни шара, ни облака, всё светло» (с. 53).
