Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI - страница 13
Неизвестно, на каком языке говорили эти люди и как далеко их язык «ушел» от общего языка всех тех, кто оставил культуру полей погребальных урн (а ведь это предки и кельтов, и германцев, и италиков, и иллирийцев). Именно потому, что лингвисты расходятся во мнении относительно скорости разделения этой общности на отдельные языки, никто не может сказать, что потомки носителей культуры полей погребальных урн, в том числе носители лужицкой культуры, уже говорили на отдельных языках, или же их языки были еще только диалектами одного общего языка.
Прямым потомком лужицкой культуры эпохи раннего железа, то есть с начала I тысячелетия до н. э., была позднелужицкая культура. Она занимала ту же территорию, и немалую: все северное Прикарпатье, от верховьев Одера на западе (это предгорья Судет), через верховья Вислы, Западного Буга — до верховий Прута, Днестра, Южного Буга.
Соседи у нее были разные. С северо-запада — ясторфская культура (германцы). С севера и северо-востока, по южному побережью Балтики — поморская культура (западные балты). С запада — латенская культура (восточные кельты). С юго-востока — фракийские культуры, но только в самом начале 1-го тысячелетия до н. э.
А с VII века до н. э. фракийцев из этого района вытеснили ранние скифы — степные североиранцы. Они как-то взаимодействовали с носителями лужицкой культуры: предметы скифского вооружения находят и на лужицких памятниках. Но других признаков культурного воздействия со стороны скифов нет, поэтому вряд ли оно было сильным. Скорее всего, это отдельные военные стычки с целью грабежа.
Гораздо существенней было воздействие со стороны западных балтов. С середины VI века до н. э. носители поморской культуры вдруг начали двигаться на запад, в ареал лужицкой культуры. Они расселились по всему бассейну Вислы и даже дошли до Одера. Но притом носители лужицкой культуры не были вытеснены со своих мест! Видимо, это был не военный захват чужой территории, а «ползучая миграция», ведущая к смешению пришлого и аборигенного населения. Это хорошо прослеживается археологически, то есть на остатках материальной культуры, особенно в погребальном обряде, который, как сказано выше, является устойчивым этническим маркером.
На той части ареала лужицкой культуры, куда пришли носители поморской культуры, постепенно складывался в результате симбиоза новый погребальный обряд — погребение остатков трупосожжений в грунтовых ямах под большими перевернутыми вверх дном глиняными сосудами. Такие сосуды по-польски называются клошами (все это обнаружено на территории современной Польши). Отсюда название этой новой культуры, потомка лужицкой и поморской — культура подклошевых погребений.
Это не значит, что все погребения внутри данной культуры совершались только таким образом: абсолютного однообразия в ритуалах никогда нигде не было, особенно в культурах многокомпонентных, распространенных на больших территориях. Но это был ведущий погребальный обряд, давший название всей культуре. Если же говорить о других ее составляющих, то керамика, как один из главных археологических маркеров, унаследовала в основном лужицкие традиции, и лишь частично — поморские.
По мнению Седова и ряда других специалистов, именно культура подклошевых погребений является собственно раннеславянской культурой. Главный довод в пользу такого вывода: ретроспективный анализ основных компонентов заведомо славянских культур позднего средневековья показывает, что они эволюционно развивались именно из культуры подклошевых погребений. Эта последняя существовала как отдельное образование примерно с начала IV по начало I века до н. э. Она складывалась в бассейнах средней и верхней Варты и Вислы, а затем распространилась на запад до Одера, на восток до Припятского Полесья и Волыни.
Но вот что интересно. Самая западная часть ареала лужицкой культуры не была задета влиянием поморской культуры и существовала без заметных изменений до последних веков нашей эры. Если судить по археологическим признакам, то это были все те же древние европейцы — прямые потомки культуры полей погребальных урн. Но к какому этносу они принадлежали?
По данным античных авторов, начиная с Плиния Старшего (I век н. э.) и Тацита (I–II вв. н. э.), в те времена эту территорию населяли венеды. А теперь вспомним, что мы говорили о следах расселения иллирийского этноса от берегов Адриатики через средний Дунай до северного Закарпатья. Так, может быть, это иллирийцы, знакомые нам как венеды? Седов считал такое возможным, хотя и не утверждал категорически. Тесным контактом на территории лужицкой культуры с культурой подклошевых погребений — она ведь вариант той же лужицкой культуры! — можно объяснить, почему германские авторы средневековья называли славян венедами: для них, «глядящих со стороны», это был один и тот же народ. Понять бы только, на каком языке он говорил!
Если исходить из Тацита, не знавшего понятия славяне, зато утверждавшего, что венеды находятся между германцами на западе и сарматами на востоке, вряд ли на том этапе истории, о котором мы сейчас говорим, венеды разделимы по языку с иллирийцами — если считать последних носителями позднелужицкой культуры.
Сам Тацит не знал, кто они: то ли германцы, то ли сарматы — других вариантов он не представлял. А вот характеристику дал им интересную. Он считал, что они все-таки ближе к германцам, так как жили в домах, а передвигались и сражались пешими, тогда как сарматы всю жизнь проводили на коне и в кибитке. Но главное их занятие, по его сведениям — грабеж тех, кто живет в горах и лесах!
