Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI - страница 22
4. Праславяне
Итак, снова вернемся на территорию пшеворской и черняховской культур, во время, следующее после гуннского погрома. Зрелище грустное: «Усе побито, поломато» — как поется в одной народной песне. Но не безнадежное, вот что важно! На севере лесостепной и в лесной зонах жизнь продолжается. Правда, она достаточно убогая по сравнению с догуннским временем. Но самое главное, на что нужно обратить особое внимание: те осколки, обломки предыдущих культур, из которых к VI веку оформятся достаточно устойчивые последующие — это тихие, бедные, скромные земледельцы.
Если считать, как утверждает Седов, что прямоугольные полуземлянки со срубными или плетено-мазаными стенами, двускатной соломенной крышей, обмазанной глиной, с глиняными очагами или печками в углу — это этнический признак славян, то именно они и остались почти нетронутыми после гуннского погрома!
Именно их в первую очередь видят археологи в качестве основной части населения в огромном ареале культур, к IX веку ставших собственно славянскими.
Спрашивается, почему именно они выжили во времена гуннского погрома? Ответ напрашивается сам собой, хотя он может показаться унизительным гордому славянороссу. Они выжили потому, что оказались никому не нужны. Их незачем было грабить, поскольку у них почти нечего было взять кочевнику. Ну, разве что, скот порезать или угнать. Гнать их на рынок рабов — некуда: у самих гуннов этого рынка не было, а до европейских рынков они еще не добрались, да и не за тем они шли в Европу. Самим захватчикам крестьянин-земледелец не был нужен — они еще были кочевниками. Скорее, они захватили бы ремесленника, и наверняка захватывали. В итоге славянин-крестьянин, хоть и обобранный, и, возможно, побитый, остался жив, а именно это главное!
И вот что еще важно понять. Оседлый земледелец-скотовод, причем любой этнической принадлежности, поразительно живуч потому, что он хозяйственно самодостаточен. Если у него останется хотя бы пару мешков зерна — он выживет. Единственное, что его может подкосить — устойчивые неурожаи года два или три подряд, или беспардонный регулярный грабеж. А все, что ему необходимо для хозяйства, он в конечном счете сделает себе сам. Особенно, если уцелела семья и хоть какой-то соседский коллектив.
Именно так и оказалось после гуннского погрома. Вся эта кочевая масса — гунны, аланы, угры — и побитая или вытолкнутая со своих мест воинская масса готов и прочих людей, двинулась дальше в Европу. В степях Причерноморья остались только гунны-акациры. А в северной лесостепи и в лесу остались те, кто никому не был нужен.
Это население, сильно опростившееся, лишившееся пополнения своего хозяйственного инвентаря, керамики и всего прочего от ремесленников, быстро сумело наладить изготовление необходимых предметов. Археологи отмечают, что все то, чем они пользовались в быту, кустарно, примитивно, но вполне жизнеспособно. Эта масса «бедных крестьян» начала активно «плодиться-размножаться» и в силу этого активно расползаться по Европе во всех направлениях. В результате к VII веку славяне заняли пространства, площадь которых сопоставима разве что с площадью, занятой кельтами в период их активной экспансии, или с площадью сарматов-кочевников в период их расцвета!
Особенно хорошо это видно, если совместить данные тогдашних письменных источников, которые приводят наименования (правда, не всегда понятно, самоназвания это или нет) славянских племен в Южной и Центральной Европе, и данные археологии того периода, которые выявляют славянские культуры в регионах, не попавших в сферу внимания историков того времени. Сведение воедино всей этой информации показывает нам, что славяне жили:
а) на севере Европы — от Эльбы на западе до озера Ильмень на востоке, то есть от своей исходной зоны — в обе стороны, на западе тесня германцев, на востоке — балтов;
б) в средней полосе Европы (условно говоря — в лесостепной полосе, на востоке переходящей в южную лесную) — от бассейна Среднего Дуная на западе до бассейна Северского Донца, и далее отдельными большими очагами на верхнем Дону, в бассейне Оки и даже в Среднем Поволжье — на востоке. То есть они везде активно проникали в чуждую этническую среду и плотно там приживались в «режиме взаимной ассимиляции»;
в) на юге Европы — от Балканского полуострова вплоть до его юга (Пелопоннеса) через Нижний Дунай, вплоть до Черноморского побережья — на востоке.
Конечно, мы сильно упростили бы картину, утверждая, что столь широкое распространение славян стало результатом движения в разные стороны избыточного славянского населения, бурно расплодившегося в период после гуннского нашествия. На самом деле все намного сложнее. Прежде всего, на Нижний и Средний Дунай и на Балканы ушла часть славянского населения, которая влилась в многоплеменное войско гуннов. В годы правления Аттилы (434–453) присутствие славян среди нового населения на Среднем Дунае отмечено Приском Панийским.
И вообще не нужно считать, что Великое переселение народов — это целиком движение людей разных этносов с востока на запад. Это — лишь самое общее, суммарное направление. На самом деле оно сопровождалось массой более частных и мелких по масштабам перемещений, в зависимости от конкретной ситуации, сложившейся в данном месте в данное время. Так и со славянами. Часть их вместе с гуннами, аланами, готами и прочими двинулась к Дунаю с востока на запад — это «черняховцы», которые, возможно, анты, а не только готы. А часть — «пшеворцы», то есть «склавины» латиноязычных авторов — перевалила Карпаты с севера на юг и тоже осела на Среднем Дунае.
