Труды по истории Москвы - страница 247

Иногда дома устраивались различного рода небольшие… вечера. На них приглашались знакомые. Среди наших знакомых не было никаких выдающихся людей, надо прямо это подчеркнуть. Это были или сослуживцы отца, или боковая родня отца, или неизвестно откуда появившиеся знакомые, но они охотно приходили к нам, как и наши старшие отправлялись к ним с новогодними и пасхальными визитами.

Один из таких спектаклей мне хорошо запомнился. Старший брат поставил «Скупого рыцаря» Пушкина. Николай играл Скупого Рыцаря; Альберта, насколько я помню, играл Владимир; слугу Альберта – его товарищ Миша Асекритов, которого обычно называли Асекритусом; герцога играл Сергей, а Жида – я. В то время мне было семь или восемь лет. Надо представить себе, что это была за фигура в подряснике, робко выходившая и точно повторявшая с выражением стихи старика—еврея: «Шел юноша вечер, а завтра умер». Хотя в те времена еще не было Мейерхольда, в постановку внесены были некоторые изменения по сравнению с Пушкиным. Так, слуга Иван пел сочиненную им песню: «Что за горе, что за горе нам у рыцаря житье. Им—то все, им—то все, ну, а нам так ничего». При этом вместо щита он чистил большой медный поднос.

Сергуля… которому в то время было девять или десять лет, играл важно и торжественно роль герцога. Однако с ним случилось маленькое происшествие.

Сергей в обыкновенной жизни говорил вместо слова «перчатка» – «черпятка». И во время бурного объяснения скупого рыцаря с сыном герцог величественно протянул руку и сказал Альберту: «Отдай черпятку». За это он был награжден зрителями бурными аплодисментами.

Реквизиты скупого рыцаря представлялись мне в те времена великолепными. Ведь сокровищница рыцаря была наполнена двумя вычищенными самоварами, различного рода посудой и прочей утварью, какой—то старой мебелью. Одним словом, на сцене стояло все, что нужно было хранить в сокровищнице скупого рыцаря.

Семья моего отца была, по существу, мелкобуржуазной. Однако среди своих сослуживцев отец выделялся стремлением дать детям образование, что в те времена было совсем не обычным делом. Большинство сослуживцев отца стремились скопить деньги, построить свой домик (не дачу, а именно домик), разбогатеть, чтобы построить два или три доходных дома в Москве. Это было мечтой тогдашних служащих Саввы Морозова. Они нередко говорили отцу: «Зачем вы, Николай Константинович, учите своих детей в гимназии. Отдали бы их в Мещанское училище. К пятнадцати – шестнадцати годам они могли бы уже служить». (Слово «служить» тогда приравнивалось к современному слову «работать», а словом «работа» обозначали и черную работу; «служить» же означало нести государственную или частную службу.) По—видимому, стремление учить детей ставилось отцу и в некоторую вину, но горячей защитницей нашего образования была мать. Ее связь со студенчеством, в кругах которого она вращалась в молодые годы, по—видимому, была одной из причин ее тяготения к образованию. Тяготел к образованию и мой отец, непрестанно читавший книги и бывший очень образованным человеком по своему времени. Судьба помешала ему выдвинуться на ученом поприще, потому что для простых людей в те времена, да еще людей с большим семейством, учиться было чрезвычайно трудно.

Второй сын, Владимир, был определен в только что открытое промышленное училище на Миусской площади – среднее учебное заведение, приравнивавшееся в те времена к реальным училищам, из которых можно было поступать в технические учебные заведения.

Сергей учился в гимназии. Меня, как далее будет видно, определили в Коммерческое училище. Младший брат учился тогда в гимназии. На его счастье, … когда он достиг… школьного возраста, не было никаких сомнений и… препятствий к тому, чтобы он учился в средней школе. А эти препятствия были очень большими для моих старших братьев, отчасти и для меня. В учебные заведения надо было платить по тому времени довольно большую сумму. Насколько я помню, в гимназию платили до ста рублей в год. Кроме того, надо было покупать учебники, одевать в форму, которая была обязательной, платить различного рода деньги по случаю тех или иных событий, давать деньги на завтраки. В целом, скапливалась большая сумма, очень трудная для обыкновенного конторщика, каким был мой отец у Саввы Морозова.

Эту великую заслугу моих родителей следует отметить. Она понятна далеко не каждому в наше время, когда образование стало столь доступным и даже обязательным, вследствие чего только ленивый человек, не имеющий стыда ни перед собой, ни перед обществом, не хочет учиться в среднем учебном заведении или высшей школе.

Естественно, что наша семья испытывала значительные затруднения. В первую очередь это выражалось в том, что квартиры, в которых мы жили, отличались далеко не высокими качествами. Наши квартиры отнюдь не были ни шикарными, ни большими. Чаще всего это были квартирки в три комнаты, что на семью в семь человек и в те времена не являлось чем—то роскошным, хотя москвичи в целом, может быть, и жили просторнее в своих маленьких деревянных домах, чем теперь.

Большинство квартир мною забыто. Та квартира, где я родился, находилась в Тетеринском переулке, но дом в настоящее время не сохранился. Чаще всего мы жили в Таганке. Один из этих домов до сих пор стоит. Он находится в небольшом переулке, выходящем в настоящее время на улицу Радищева с бывшей Гончарной улицы (ныне – улица Володарского). [Но] лучше я запомнил ту квартиру, где исполнялся «Скупой рыцарь». Домик этот стоит во дворе церкви Нового Пимена и до настоящего времени. Квартира была на втором этаже, очень сухая и теплая. Она принадлежала церковному причту и была покинута нами с большим сожалением, потому что в ней поселился какой—то вновь принятый в эту церковь дьякон. Квартира была небольшая, всего три комнаты, конечно, с деревянной лестницей.