Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса» - страница 96
Твой Ф. Д». К письму он приложил 250 рублей.
Более пространное письмо Дзержинского к жене датировано 29 августа 1918 г. В нем он писал: «В постоянной горячке, я не могу сегодня сосредоточиться, анализировать и рассказывать. И я живу тем, что стоит передо мной, ибо это требует сугубого внимания и бдительности, чтобы одержать победу. Моя воля — победить, и, несмотря на то, что весьма редко можно видеть улыбку на моем лице, я уверен в победе той мысли и движения, в котором я живу и работаю. Это дает мне силы…».
Очевидно, что имело место и явная усталость, и желание увидеть семью. Об этом желании было известно многим.
Вопрос о поездке Дзержинского за границу возник в середине сентября 1918 г. Уже в письме в Швейцарию от 24 сентября 1918 г. Дзержинский известил жену, что, может быть, ему удастся приехать к ней и сыну «на несколько дней, мне надо немного передохнуть, дать телу и мыслям отдых и вас увидеть и обнять. Итак, может быть, мы встретимся скоро, вдали от водоворота жизни после стольких лет, после стольких переживаний. Найдет ли наша тоска то, к чему стремилась. А здесь танец жизни и смерти — момент поистине кровавой борьбы, титанических усилий…».
Очевидно, что уже к этому времени поездка Дзержинского в Швейцарию рассматривалась в большевистском руководстве. Возможно, что инициатива могла исходить от В. И. Ленина, который присутствовал 16 сентября 1918 г., впервые после ранения 30 августа 1918 г., на заседании ЦК РКП (б). Однако, как нам представляется, более заинтересован был в поездке Я. М. Свердлов. Отъезд Дзержинского существенно менял баланс сил в политическом руководстве Советской России. В случае отъезда Дзержинского (так и произойдет) его обязанности вновь бы выполнял Я. Х. Петерс, человек, безусловно, более тесно связанный с Я. М. Свердловым. Дзержинский же был фигурой, более близкой Ленину.
Характерна история как раз этих дней. После упомянутого заседания ЦК РКП (б) 16 сентября 1918 г. Дзержинский вызвал своего сотрудника А. Я. Беленького и дал ему необычное поручение. «Суть его состояла в следующем: Владимир Ильич, хотя еще и не совсем выздоровел, но все же хочет выступить перед рабочими. Но вот беда — ходить ему не в чем: единственное пальто пробито пулями. Надо сшить Ильичу другое пальто, а так как руку он держит на повязке, надо посоветоваться с мастерами из портновской мастерской ВЧК, там же и сшить пальто. Простое осеннее пальто из недорогого сукна.
Был вечер, пальто предстояло сшить к утру следующего дня.
Комиссар ВЧК явился в портновскую мастерскую. Закройщик И. К. Журкевич поехал к В. И. Ленину снять мерку.
Вернувшись, он рассказал товарищам по работе, что Владимир Ильич не ожидал портного, что он работал — на столе у него много разных бумаг и книг. Портной Г. В. Косолапов вместе с И. К. Журкевичем выполнили за ночь поручение Ф. Э. Дзержинского. Они сшили пальто. Для того чтобы, надевая его, Ильич не потревожил больную руку, один рукав не был зашит по боковому шву, а застегивался на кнопки».
Именно в этот период, между 16 и 24 сентября, было принято решение о поездке Дзержинского. Ключевая роль в постановке этого вопроса принадлежала председателю ВЦИК Я. М. Свердлову.
К. Т. Новгородцева, жена Я. М. Свердлова, позднее вспоминала, как однажды они побывали у Ф. Э. Дзержинского: «Пойдем-ка к Феликсу Эдмундовичу, — предложил Яков Михайлович, — не нравится он мне последнее время. Вид у него архискверный, на квартире у себя совсем не бывает, пропадает круглые сутки на работе, надо посмотреть, как он живет». Пришли мы на Лубянскую площадь, в ВЧК… Дошли до кабинета Дзержинского. Заходим. Феликс Эдмундович согнулся над бумагами. На столе перед ним полупустой стакан чаю, небольшой кусочек черного хлеба. В кабинете холод. Часть кабинета отгорожена ширмой, за ширмой — кровать.
Увидев нас, Феликс Эдмундович с радостной улыбкой поднялся навстречу. С Яковом Михайловичем его связывала большая, горячая дружба. Мы сели к столу, причем я ясно видела кровать Дзержинского, покрытую простым суконным солдатским одеялом. Поверх одеяла была небрежно брошена шинель, подушка смята. Было видно, что Дзержинский как следует не спит, разве приляжет ненадолго, не раздеваясь.
Просидев у Дзержинского около часа, мы вышли на улицу. Яков Михайлович был необычайно сосредоточен и задумчив. Некоторое время шли молча.
— Плохо живет Феликс, — заговорил Свердлов, — сгорит. Не спит по-человечески, питается отвратительно. Нельзя так дальше. Надо предпринять что-то, с Ильичом посоветоваться, но без семьи ему нельзя, пропадет Дзержинский… Семью обязательно надо вытащить. И им без него нелегко, и ему тяжко. Приедет семья, квартира оживет. Дзержинский хоть изредка станет бывать дома, сможет отдохнуть в домашней обстановке».
Действительно, с женой, Софьей Сигизмундовной Мушкат, Феликс Эдмундович не виделся уже несколько лет; сына ему пришлось повидать всего один раз, в 1912 г., в течение нескольких минут, под видом «незнакомого дяди». Яну (Ясику, как его называл Дзержинский) тогда шел девятый месяц, и он находился в воспитательном доме. Можно согласиться и с высказанным Свердловым мнением о напряженной работе Дзержинского в ВЧК и его усталости. Однако все эти мотивы были скорее ширмой реальной цели его поездки в Швейцарию и Германию в октябре 1918 г. Ключевым моментом было то обстоятельство, что Германия находилась накануне революционного взрыва. Необходимо было в интересах мировой революции восстанавливать связи с немецкими революционерами.
У Дзержинского были отличные отношения с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. На момент поездки Дзержинского Карл Либкнехт находился в заключении, как и Роза Люксембург, однако их освобождение казалось близким. Тесно Дзержинский общался ранее и с другими немецкими революционерами, например, Тышкой. Имел Дзержинский контакты и в среде швейцарской социал-демократии. Очевидно, что кандидатура Ф. Э. Дзержинского, учитывая его личные связи с ключевыми немецкими революционерами (спартаковцами), могла бы быть идеальной для налаживания более тесных связей с ними. На наш взгляд, с определенного момента поездки одной из ее возможных целей могли стать и денежные вопросы, в т. ч. связанные с финансированием будущих германских событий.
