Питер - Москва. Схватка за Россию - страница 106

Чтобы понять довольно странное деловое поведение Рябушинских в послефевральский период, следует вспомнить об их настойчивых попытках 1916 года закрепиться в каком-нибудь из крупных питерских банков. Траектория их движения была такова: Русский торгово-промышленный банк, Волжско-Камский банк и Русский банк для внешней торговли. Лишь в первом из них дело продвинулось довольно далеко: группе Рябушинских удалось аккумулировать значительный пакет акций, проведя в руководящие органы своих представителей. Но их стремление стать полноценным владельцем банка, вершащим в нем свою политику, натолкнулось на нежелание Министерства финансов отдавать москвичам крупный финансовый актив. Рябушинские были вынуждены отступить, но не оставили замыслов по вторжению в столичную финансовую элиту. Они продумали стратегию, направленную на раскол петроградской банковской группы. Ранее борьба с этим мощным противником традиционно имела форму соперничества за обладание торгово-производственными активами в различных отраслях экономики. И успех чаще сопутствовал питерцам, располагавшим большими денежными и административными ресурсами. Напора московского капитала, хотя и усилившегося в годы Первой мировой войны, не хватало для того, чтобы оттеснить столичных финансистов с лидирующих позиций. В этой ситуации напрашивалось иное решение: не тратя силы и средства на борьбу за принадлежащие банкам многочисленные активы, войти непосредственно в капитал банков и заполучить их контрольные пакеты. В случае успеха обширные промышленные империи, собранные питерскими финансовыми структурами, могли бы оказаться в распоряжении новых удачливых акционеров.

Вот этот-то элегантный сценарий и выбрали Рябушинские. Он требовал предельной концентрации финансовых ресурсов и не допускал преследования каких-либо иных коммерческих целей – что и объясняет резкий спад их текущей деловой активности. Однако реализовывать этот сценарий собственными руками было неразумно: питерские финансисты сразу оказали бы резкое сопротивление своими давним врагам из Москвы. Внимание Рябушинских привлекает фигура Карла Ярошинского, чья коммерческая репутация никак не ассоциировалась с их группой. Этот амбициозный киевский предприниматель внезапно взошел на деловой Олимп в 1916-1917 годах. Он всегда мечтал стать сахарным дельцом и потому приобретал небольшие пакеты акций в рафинадных обществах, расположенных на Украине. Здесь он контактировал с одним из крупных сахарозаводчиков региона М. И. Терещенко, получившим большие предприятия по наследству. Однако накануне и особенно в первые годы войны питерские банки начали бурную экспансию в сахарную промышленность. Старым собственникам, которые не выдерживали их натиска, приходилось расставаться с активами. Не миновала эта участь и молодого Терещенко, уступившего свои заводы тем, кто работал в интересах банкиров; особенно же пострадали средние и мелкие владельцы. В результате таких изменений в отрасли появилось немало недовольных; среди них был и Терещенко, который из приверженца либеральных идей превратился в деятельного оппозиционера и занял пост заместителя председателя ЦВПК, а также главы Киевского военно-промышленного комитета.

Терещенко, находившийся в самой гуще борьбы с царским режимом, покровительствовал Ярошинскому, грезившему расширением сахарного бизнеса, но не имевшему соответствующих возможностей. Причем это покровительство не было эпизодическим и продолжилось и при Временном правительстве: есть свидетельства, что Терещенко даже устраивал своему земляку аудиенции у премьера Керенского. С 1916 года Ярошинский приступил к скупке паев некоторых рафинадных заводов, для чего специально приобрел Киевский коммерческий частный банк, основанный еще в 1868 году. До Первой мировой войны эта структура принадлежала столичному Азовско-Донскому банку, но Ярошинский внезапно предложил за нее очень хорошую цену, и столичные банкиры решили не упускать возможность заработать, после чего вновь приступили к созданию отделения Азовско-Донского банка в том же Киеве, который и не думали покидать. Никто не знал, откуда в распоряжении молодого предпринимателя оказалась необходимая для такой операции сумма. Заметим, что предположения о том, что в своей кипучей деятельности Ярошинский выступал как подставное лицо, высказывались исследователями уже давно. К примеру, его удачный коммерческий старт объясняли связями при дворе: родной брат Ярошинского Франц был произведен в камер-юнкеры. В доказательство приводилась записка Г. Распутина к министру финансов П.Л. Барку: помочь активному бизнесмену в каком-то коммерческом вопросе. Однако эта версия более чем сомнительна: трудно найти представителя высшей российской бюрократии, которому бы Распутин не адресовал поток всевозможных просьб; на них уже мало кто обращал внимание. Существует также версия о тесной связи Ярошинского с Русско-Азиатским банком. Но в этом случае получается, что мощный финансовый концерн сам создал себе проблемы, которые ему в скором времени пришлось разрешать (о чем речь впереди). Гораздо интереснее в этом отношении связи Ярошинского с купеческими банковскими структурами – немалые средства он сумел почерпнуть именно там. К примеру, известен его договор 1915 года с Московским купеческим банком на получение кредита в 8,5 млн руб., причем с обязательством не кредитоваться нигде без согласия данного банка. Судя по всему, потребности Ярошинского стремительно росли, и вскоре он поставил вопрос о выделении ему еще 14 млн руб. Так как решение о новом займе затягивалось, Ярошинского освободили от предыдущего обязательства, и он получил кредит под товары в размере 13,5 млн руб. – теперь уже в Волжско-Камском банке. В коренных петроградских банках ему шли навстречу менее охотно; известный шведский банкир У. Ашбер вспоминал, что при упоминании Ярошинского столичные финансисты «только с презрением пожимали плечами, но в скором времени [сами] попали в угрожающее положение».